Лотта отрицательно помотала головой и сказала:
– Конечно, не буду! Только зачем меня перевозить в гостиницу? Мне и здесь неплохо! Уж несколько дней можно и тут побыть, тем более Аксель меня, если что, защитит. Защитишь ведь? Пап, ну правда, у меня вообще-то моральная травма. Знаешь, как страшно было! И ты хочешь меня опять оставить одну!
– Дочь моя, ты же понимаешь, что такая ситуация тебя может скомпрометировать? Ты собираешься жить в квартире у мужчины, наедине с ним… И потом, тебе не кажется, что некрасиво так нахально напрашиваться в гости? Ты ведь даже не спросила гро Лундквиста, не будет ли он против такого соседства?
– Да уж! И это после того, как я несколько декад слонялась по улицам и зарабатывала на жизнь игрой на скрипке! Пап, тебе не кажется, что если об этом узнают, то еще сильнее подпортить мою репутацию будет просто невозможно? А если не узнают, то все это не будет иметь никакого значения. За мою честь тоже можешь не беспокоиться, уверяю, гро Лундквист ни разу не позволил усомниться в своей порядочности. – Акселю показалось, что при этих словах в интонациях Лотты на секунду мелькнуло сожаление. – Так что не вижу никаких особенных сложностей. Охрану ты можешь поселить в соседней квартире, я уже знаю, что она свободна. По-моему, отличный план. Аксель, ты ведь не будешь против? Соглашайся, я же знаю, что тебе нравится, как я играю. Обещаю, что буду устраивать концерты каждый день!
Аксель вежливо улыбнулся и сообщил, что будет рад оказывать гостеприимство гратте Ольсен так долго, как это потребуется. Причем он с удивлением понял, что и в самом деле не против того, чтобы девушка осталась погостить – достаточно было вспомнить, что у него осталось еще почти полторы декады отпуска, и охотник не имел ровным счетом никаких идей, как будет их проводить. Он на секунду представил, как будет слоняться по городу, переходя из одного кабака в другой, при этом по привычке прислушиваясь к своим чувствам, готовясь ощутить близкое присутствие очередного одержимого. Представил, как ночами будет сидеть в тихой и пустой квартире, перелистывая страницы какой-нибудь книги, – остаток отпуска в одиночестве обещал быть тягостным и тоскливым. Непоседливая, бесцеремонная и веселая Лотта, пожалуй, могла здорово скрасить его существование. Аксель еще раз, уже гораздо более искренне подтвердил свое согласие.
* * *
Лотта прожила у Акселя еще четыре дня – на два дня дольше, чем потребовалось гро Ольсену, чтобы справиться с проблемами. Подробностей Акселю, конечно, не рассказывали, однако, судя по тому, что на второй день к нему явился следователь из полиции, который очень вежливо расспросил охотника об обстоятельствах спасения Лотты, осада с дома магистра была снята уже тогда. Следователь передал Акселю письмо, в котором гро Ольсен еще раз благодарил охотника за спасение дочери и гостеприимство, а также просил помочь ей собрать вещи и проводить девушку до железнодорожной станции. Лотте уезжать не хотелось, и она даже не пыталась это скрыть. Сборы заняли очень много времени, потом последовал долгий прощальный ужин… Впрочем, бесконечно оттягивать возвращение было невозможно, и в конце концов девушке все же пришлось уезжать. Только усадив девушка в поезд и помахав ей в окно отъезжающего вагона, охотник наконец всерьез занялся обдумыванием письма, полученного от магистра Ольсена. Помимо благодарностей и указаний для дочери была в письме приписка:
«Дорогой гро Лудквист, факты, которые я перечислю ниже, считаются секретными, однако я считаю, что Вас, охотника, они касаются самым непосредственным образом. С моей стороны было бы черной неблагодарностью не сообщить Вам о том, что мне стало известно. Дело в том, что некоторые из требований шантажистов касались организации, в которой вы состоите. Те неизвестные, на кого работали бандиты (поверьте, я не пытаюсь ввести вас в заблуждение, к сожалению, заказчики преступления действительно так и остались в тени, несмотря на все усилия мои и полиции), кроме прочего требовали, чтобы я поднял на совете магистров вопрос об ограничении полномочий охотников, которые якобы своими действиями наносят ущерб не только простым обывателям Пенгверна, но и экономике города в целом. Я должен был предложить усилить контроль над деятельностью Ваших коллег и в идеале даже стать инициатором реорганизации службы наблюдения, придав ей еще и карательные функции и изменив политику подбора сотрудников. К сожалению, я не смог выяснить причины такого интереса к Вашей организации, однако то, что он есть, не вызывает никаких сомнений. Мне неизвестно, как вы распорядитесь данной информацией, однако хочу надеяться, что мое предупреждение не окажется бесполезным. Хочу также сообщить, что некоторые из моих коллег в совете в последнее время тоже проявляют слишком пристальное внимание к работе охотников. Теперь такое их поведение вызывает у меня определенные подозрения. Я со своей стороны обещаю, что буду пристально следить за любыми предложениями, касающимися Вашей организации, и приложу все усилия, чтобы не позволить осложнить работу Вам и вашим соратникам. Пожалуйста, не подумайте, что я буду делать это из благодарности к Вам, ведь законы, которые установлены в результате подкупа и шантажа, не могут нести благо обществу. С глубочайшим уважением, магистр Ольсен».
Сестра
Мелодия все ускорялась. Звук, издаваемый скрипкой, нервный и дрожащий, становился все выше, пока наконец не замер, будто оборвавшись. И вместе с ним замерли слушатели, а потом по залу пронесся гул одобрения. Скрипач, дождавшись, когда станет тише, кивнул, будто показывая, что принимает восторг зрителей, и начал новую мелодию – на этот раз что-то печальную и трогательную.
Аксель одновременно скучал и удивлялся. После того, как Лотта уехала домой, он с удивлением обнаружил, что в доме стало как-то особенно пусто и уныло. Даже гремлин, который обычно мало обращал внимание на то, что происходит в квартире, полностью поглощенный своими механизмами, вяло перекладывал инструменты из одной кучки в другую, не зная, чем себя занять. Аксель, понаблюдав за ним несколько минут понял, что бедолага просто переживает. И только тогда сообразил, что ему самому тоже стало как-то неуютно в привычных стенах. Это было удивительно. До сих пор Аксель не замечал за собой привычки привязываться к малознакомым барышням – Лотта прожила у него всего несколько дней, причем какую-то часть времени его самого не было дома, и вот теперь выходило так, что без нее стало пусто. Нельзя сказать, что он по-настоящему тосковал, но общества взбалмошной девчонки охотнику определенно не хватало.
Сидеть дома с таким настроением было лень, и Аксель решил провести остаток отпуска так, как собирался изначально – то есть попытаться обойти как можно больше злачных заведений Бардака и определить наконец, которое из них его любимое, разумеется, после того, как навестит бывшую наставницу и сообщит ей последние новости. То, что было написано в письме, он не забыл и считал, что должен непременно донести до соратников тревожную информацию. Однако посещение не состоялось – Ида по-прежнему не вернулась с охоты, так что пришлось сразу переходить ко второй части плана. Правда, изучение географии питейных заведений Бардака надолго не затянулось, и уже через два дня охотник обнаружил, что вместо того, чтобы отправиться неизвестно куда, он сидит в «Пьяном кочегаре» – кабаке, располагавшемся совсем недалеко от дома, в котором он проводил свободные вечера последние несколько лет. Тем более по вечерам здесь иногда играл кантор, скрипач, а Аксель с недавних пор обнаружил в себе любовь к скрипке. Впрочем, несмотря на то, что музыкант, безусловно, был талантлив, музыка была все же не настолько хороша, как та, что играла Лотта. Что-то в ее мелодиях было особенное – то ли благодаря советам Черной Орчанки, а может, дело было в личности исполнителя.
