* * *
Виталя брёл по вечернему городу. Под мышкой он держал детектив, а внутренний карман его пиджака оттягивали десять тысяч долларов. Вечерний город жил в обычном ритме вечернего города: светофоры мигали, пешеходы спешили, водители зло переругивались через полуоткрытые окна машин — нет на свете более раздражённых людей, чем водители, застрявшие в пробках.
Гранкин не поехал домой на автобусе, он решил, что прогулка позволит проветрить мозги и ещё раз всё обдумать, как следует.
У входа в метро сидела древняя бабка и торговала вязаными носками и рукавицами. Товар был несезонный, июль и так измотал жарой, и народ спешил мимо старушки, не обращая внимания на тёплый, пушистый товар. Старушка дремала на перевёрнутом ящике, время от времени её голова заваливалась набок. Тогда она вздрагивала, открывала выцветшие глаза и неуверенно обращалась к прохожим:
— Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете, как холод скуёт морозом ваши ручки и ножки!
Потом она снова засыпала, голова падала набок, бабушка вздрагивала, открывала глаза и вновь начинала:
— Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете…
Виталю зацепили слова «холод скуёт морозом ваши ручки и ножки». Он вспомнил про «сырое подвальное помещение» и остановился у ящика, на котором были разложены шерстяные носки. Бабка мгновенно проснулась и уставилась на Виталия.
— Тебе деньги мелочью разменять? — спросила она.
— Мне носок пару… которые потеплее.
Он рассчитался с бабкой, не верящей в своё счастье.
— А маленькие совсем есть, на младенца? — спросил Виталя.
— Так не сезон же! — всплеснула руками бабка. — Я просто так стою, на удачу. Укроп весь распродала, а носки вот остались, мало ли… У меня ещё монеты есть семьдесят первого года! Не надо?
— Монеты не надо.
— А самовар старый, вернее, почти новый, электрический?! А? Сейчас модно!
— Самовар у меня есть, — буркнул Виталя, поспешив нырнуть в подземный переход.
— А палатка туристическая, матрас надувной, подсвечник из фашистской Германии, набор открыток советских, картина в раме крестиком вышитая, «Гроза» называется, а?! Не надо? А крыжовника ведро?! — донеслось до него.
— Чего, говоришь, у тебя там крестиком вышито?
Виталя оглянулся, около бабки притормозил тонированный джип, и бабка бросилась к нему, что-то горячо объясняя, размахивая руками, видимо, изображая «Грозу».
Гранкин сунул носки к деньгам во внутренний карман. Пиджак сильно раздулся с левой стороны, но Витале было плевать. Его грели пуховые носки, его грели доллары. Он почему-то нисколько не сомневался, что миллион будет его. Только бы Сандип подольше провалялся в больнице, а то чёрт его знает, что он ещё припомнит.
У подъезда ему повстречался «барин». Он выходил и, заметив Виталю, даже попытался придержать дверь, чтоб та не захлопнулась перед носом у Гранкина. Но, видно, «барин» совсем не имел привычки к услужливым жестам — дверь вырвалась у него из рук и громко хлопнула. Сосед вскользь глянул на Гранкина и так же вскользь, незаметно кивнул. Виталя тоже кивнул, чуть сильнее, чем хотел — получился полупоклон. За этот полупоклон Гранкин себя обругал. Правда, положение спасло то, что «барин» уже отвернулся и вполне возможно, унизительно пригнутого торса не видел.
Больше не буду здороваться, вдруг решил про себя Гранкин. Вот заработаю миллион, и он первый протянет мне руку. И дверь придержит. И на чай позовёт. И жене представит. И собаку доверит лечить. И…
Дома он сочинил записку.
«Господа, — написал он, — к этой записке я прилагаю пять тысяч долларов. Это залог того, что через десять дней я обязуюсь внести за свою жену и ребёнка всю оставшуюся сумму. Ещё я к этой записке прилагаю тёплые пуховые носки, которые прошу, умоляю передать Галке. Недавно родившей женщине нельзя застужаться! Умоляю, кормите её получше! За триста пятьдесят тысяч долларов я хочу получить здоровую жену и здорового ребёнка».
Виталя отсчитал доллары, положил их с носками в полиэтиленовый пакет, туда же засунул письмо в конверте и, дождавшись одиннадцати тридцати, поехал в старый городской парк.
Он безошибочно нашёл странное дерево, нащупал узкое, тёплое нутро дупла, и опустил туда пакет. Отдышавшись, он постоял немного, прислушиваясь. Город негромко жил где-то в стороне своей полуночной жизнью, и не было в этой жизни места дикой истории с похищением мадонны с младенцем…
Арест
Детективчик оказался дрянной. Примечательной была лишь фамилия автора — Кубышкин, остальное же, даже название — «Подарок от мертвеца» — никуда не годилось. В нём было много крови, много мата, совсем никакой логики, и абсолютное отсутствие здравого смысла и чувства реальности. Такие детективчики и впрямь издавать можно только за свой счёт.
В три часа ночи Виталя отложил книжку, не дочитав последние двадцать страниц.
Теоретической подготовки не получилось. Зато Виталя сделал вывод, что расследование можно проводить в абсолютно произвольном порядке и любой последовательности, так же, как и жанр детектива возможно трактовать совершенно вольно.
Гранкин положил «Подарок от мертвеца» на «Болезни собак», встал, натянул джинсы, свитер, и куртку-джинсовку. В голове его созрел план. Часы на кухне показывали три часа ночи, но для задуманного, это было самое подходящее время. Более того, Виталя вдруг понял, что необходимо начинать действовать прямо сейчас, не дожидаясь утра. Мысль о том, что его снова разбудит неизвестно кем заведённый будильник, была просто невыносима.
* * *
Нужный коттедж он нашёл легко. На нём висела табличка с номером и названием улицы и, что самое удивительное, эта табличка была подсвечена сверху лампочкой. Наверное, учёные были очень аккуратные люди, раз лампочку эту до сих пор никто не разбил.
Коттеджи находились в черте города, и это был не коттеджный посёлок «для крутых». Это был «городок учёных», где не было ни кованых решёток, ни автоматических ворот, ни охраны — только милая сердцу простота и душевность бабушкиного «домика в деревне».
Виталя заглянул поверх невысокой калитки. Дом, который был ему нужен, спал — окна темны, тишина стояла такая, что было слышно, как листва шевелится от лёгкого ветерка. Светила полная, яркая луна, она давала возможность рассмотреть всё в подробностях. То, что задумал сделать Виталя, он назвал про себя «осмотр места происшествия». Набрав в грудь побольше воздуха, Гранкин смело перемахнул через калитку.
Он безошибочно определил половину дома, принадлежавшую Аде Львовне Крыловой. Клумба, которая красовалась перед балконом, была в середине некрасиво, нелепо, страшно примята. Вон тот балкончик, с которого она упала — там до сих пор стоит плетёное кресло и столик. Балконная дверь, правда, наглухо закрыта, а окна скрывают лёгкие занавески. Виталя, прокравшись к крыльцу, попытался заглянуть в окно первого этажа, но обнаружил там плотные жалюзи. Если муж Ады Львовны и дома, то он крепко спит. А может, бессмысленно, тяжко ворочается, переживая случившееся. Гранкин вспомнил про Галку, но тут же приказал себе не думать об этом. Он делает всё, что может, а вернее, даже то, чего не может, чтобы спасти её.
