— Есть я и ты, а всё, что кроме
Легко уладить с помощью зонта.
По трассе, ведущей в посёлок «крутых», не ходили ни автобусы, ни троллейбусы, Гранкин всё топал и топал, пел и пел. Когда песня заканчивалась, он начинал её снова. Наконец, ему попалась какая-то остановка, и он запрыгнул в первый же подошедший автобус.
У дома его поджидал сюрприз.
— Вить! — раздался знакомый голос, когда Виталя уже заходил в подъезд.
Гранкин обернулся и увидел Ивана Терентьевича, стоявшего у консервативного чёрного «Мерседеса». Профессор радостно замахал руками.
— Вить! А я тут тебя поджидаю!
— Вань, случилось чего? — испугался Гранкин и быстрым шагом подошел к профессору.
— Случилось, Вить! Меня пригласили в Дом культуры «Сельскохозяйственник» на лекцию по домашнему виноделию! Читает кандидат сельскохозяйственных наук! Поехали, Вить!
— Фу-у, ну ты перепугал, Вань. Я думал, случилось чего!
— Так случилось, Вить! Такие лекции раз в сто лет бывают! Там такие секреты можно узнать! Ведь у каждого в виноделии свой опыт! Поехали!
— Я… э… мне б поработать ещё сегодня…
— Знаю, мне твой сосед сказал, что ты страшно занятой человек. Дома тебя практически не бывает, всё на работе горишь.
— Какой сосед, Вань?
— Ну, такой импозантный, на Никиту Михалкова похож.
— Он с тобой разговаривал?! Обо мне?
— Ну да, а что тут такого? Я спросил, он ответил. Поехали, Вить!
— Поехали! — решился вдруг Гранкин. Мысль, что сейчас ему придётся входить в пустую квартиру, была просто невыносима.
Виталя уселся на пассажирское сиденье и уставился в окно. В конце концов, профессор человек очень приятный, потеряет Виталя всего часа два, и за ночь успеет дочитать странный рассказ в тетрадке. Не может быть, чтобы в этом рассказе не было никакой подсказки к тайне гибели Ады Львовны. Виталя в этом был почему-то уверен.
— А где Проходимец? — спросил Виталя Ивана Терентьевича, когда тот уселся за руль.
— Так я на нём только когда выпью! — захохотал профессор. — Это машина для нестандартных ситуаций и особого состояния души. На светские мероприятия я езжу на банальном «мерине»!
…На лекции Виталя заснул. Вернее, сначала он старательно изображал интерес к предмету, так как они с Иваном Терентьевичем уселись в первом ряду, прямо перед кафедрой лектора, но потом Гранкин не выдержал и закемарил.
У лектора было красное обветренное лицо, и говорил он чудные вещи.
— Вино из одуванчиков! — выкрикнул лектор без всяких вступлений, и немногочисленные присутствующие застрочили в блокнотах, словно студенты на лекции. Профессор включил диктофон.
— Из одуванчиков! — восторженно прошептал он. — О таком я и мечтать не мог! Моя Маргарита их полет и полет, а они всё растут и растут!
На этих словах Виталя провалился как будто бы в сон, но мозг при этом продолжал задавать вопросы.
Почему тетрадь была спрятана за батареей?
Что искали в гостиной Крылова и в доме Перовой? Кто искал? Наверное, кто-то свой, раз следов взлома не было ни там, ни там. Ведь Гранкин той ночью подходил к двери коттеджа, она была закрыта. И Эльза открыла дверь своего дома ключом. Наверное, кто-то свой!
Это была дельная мысль, вполне достойная детектива.
Кто такой Геральд? Почему почерком Ады ведётся повествование от имени какой-то Анель, с которой у Крыловой не совпадает ни внешность, ни возраст, ни имя, ни место действия, ни… вообще ничего?
В виду чрезвычайности сложившейся ситуации Виталя совсем забыл спросить у Эльзы, знает ли она, кто такие Анель и Геральд. Ещё он забыл у неё спросить, были ли у Ады туфли на высоких металлических каблуках, и кто из её окружения курит сигареты «Vogue Aroma». Всё это нужно спросить у Эльзы, и это тоже была весьма неплохая мысль для детектива.
Очнулся Виталя от бурных аплодисментов. Он открыл глаза и увидел, что профессор аплодирует стоя. Довольный лектор раскланивался так низко, что чуть не стукался лбом о сцену.
— Браво! — крикнул профессор и, заложив два пальца в рот, громко свистнул. — Браво, коллега!
— В следующий раз, друзья, — воскликнул кандидат сельскохозяйственных наук, — попробую договориться с администрацией ДК о проведении дегустации. А теперь наш вечер продолжит замечательный коллектив! Песня не даёт его участникам унывать и стареть!
— Вань, — потянул Гранкин профессора за рукав, — Вань, тебе ничего не говорят имена Анель и Геральд? В окружении четы Крыловых не было таких людей?
— Понятия не имею, — торопливо ответил Иван Терентьевич, — тебе лучше об этом у Эльзы спросить. Откуда ты их выцепил? Такие имена обычно бывают у героев дамских романов.
— Для вас поёт ансамбль «Алая зорька»! — выкрикнул лектор, с удовольствием выполнявший обязанности конферансье. — Приветствуем!
Зал зааплодировал, профессор засвистел. Гранкин вскочил как ошпаренный и ринулся к выходу. Такого поворота событий он не ожидал.
— Стой! — профессор железной рукой схватил Виталю за полу пиджака и усадил в кресло.
На сцену высыпало штук тридцать бабушек. Все они были ярко накрашены, замысловато причёсаны и широко улыбались. На них красовались длинные юбки из джинсовой ткани и белые футболочки с надписью “I’m Badgirl”.
[6]
Виталя снова рванулся из кресла, но профессор опять поймал его за пиджак.
— Стой! Ты куда? Смотри, какие бабульки!
До сцены было метров пять, бабки наверняка страдают старческой дальнозоркостью, поэтому шансы, что одна из бойких старушек признает в Витале грабителя, мчавшегося по коридорам типографии, были очень и очень велики. Виталя попытался вывернуться из рук профессора, но Иван Терентьевич оказался неожиданно сильным. Он усадил Гранкина в кресло и прижал к жёсткой спинке.
— Как вы думаете, почему среди нас нет ни одного старичка? — звонко крикнула в микрофон одна из бабушек.
— Запилили вы их до смерти!
— И на кладбище отволокли! — послышались варианты из зала.
— А потому среди нас старичков нет, что не поют они, оттого и перемёрли! — крикнула бабка. — Вы думаете, мы вам сейчас частушки исполнять будем?
Виталя низко нагнулся, делая вид, что рассматривает свои ботинки.
— Вань, — зашептал он панически, — мне срочно свинтить надо отсюда!
— Так счас самое интересное начнётся! — профессор положил на спину Витали тяжёлую руку.
— Нет, мы частушки петь не будем! — выкрикнула бабка и вернулась в строй.
— Свободу Анжеле Дэвис, от Анжелы Дэвис руки!
[7]
— напористо заголосили бабки звонкими детскими голосами.