– Да пошли вы. Генералу надо, пусть сам и арестовывает. – Дальнейшее меня поразило, и пришлось действовать очень быстро, иначе могло произойти неприятное.
Сержант вдруг вскинул свой ППС и дернул затвор, досылая патрон, я тоже не любовался на все это. Обозначив движение вправо, рванул в противоположную сторону, когда простучала очередь, да он и правда решил меня положить, я уже находился слева от сержанта и, ударом ноги выбивая из рук автомат, достал пистолет. В этот момент в комнату ворвались Истомин и еще пара бойцов с офицером.
– Что здесь происходит? – это незнакомый офицер.
– Сержант, вас направили арестовать майора, а не стрелять, – на удивление спокойным голосом произнес Петрович.
Сержант не знал, что делать. С одной стороны, надо что-то ответить, с другой – мой пистолет, смотрящий ему в лицо. Повисшую паузу прервал незнакомый офицер.
– Так, раз был приказ, то, товарищ майор, сдайте оружие. Да-да, пистолет сюда! – рявкнул офицер, тоже майор, кстати, как и я, и протянул руку.
– Какой вам отдать пистолет? – нагло спросил я. – Этот? – я чуть повернул кольт так, чтобы его было лучше видно. – Чтобы получить этот пистолет, нужно крови пролить пару литров, своей естественно.
Кольт у меня был Мурата. Друга я похоронил со своим, а себе взял его. На память взял, и с тех пор тот всегда со мной, в честь друга, который меня не раз спасал.
– Или вот этот, – я указал левой рукой на кобуру, что висела на бедре, в ней лежал ТТ с памятной табличкой. – Так его мне подарил маршал Жуков, и не вам его у меня забирать! – вот это я выдал. Майор аж руку отдернул. Но его конфуз сгладил Истомин.
– Ступайте под арест, товарищ майор, – выделяя звание, произнес мой командир, – думаю, глупостей вы сегодня сделали уже достаточно, и мы можем быть спокойны. – От этой речи все участвовавшие еще больше округлили глаза. Где это видано, чтобы под арест шли с оружием?
Я спокойно убрал пистолет в кобуру на разгрузке и направился к дверям. Все расступились, а я, проходя мимо Истомина, повернул к нему голову.
– Ну, спасибо, Батя! – И отвернувшись, вышел из кабинета, уже там окликнув своих конвоиров: – Ну чего застряли-то, ведите! – Из кабинета вылетели сержант с рядовым и, встав сзади, указали, куда идти.
На «губе» я просидел трое суток. Самое хреновое было то, что никого из моих не пускали, и я не знал, как там Дед. Позже Истомин рассказал, конечно, но я был на него злой и не общался, только выслушал. Делать на гауптвахте было ну совершенно нечего. Вначале я даже радовался, отдохну наконец. Отоспался, целые сутки дрых, что удивительно, не будили. Наверняка Петрович приказал, а дальше начал скучать. Оружие вычистил раза три, аж блестело, как у кота между лап. Чем чистил? Так мы же давно в разгрузках бродим и фрицы тоже, там карманов много, есть куда и тряпочку сунуть, и масленку. Весу-то от них не прибавится.
На четвертые сутки с самого утра в дверях возник не конвоир, а ЧВС Соколов.
– О! – даже удивился я. – Товарищ член Военного Совета, здравия желаю!
– Ага, как по немецким тылам меня пинками подгонять, так «командир, твою мать, бегом, быстрее», а как на губе, так товарищ ЧВС! – заржал во все горло Соколов.
– Неправда ваша, не было такого, субординацию я соблюдаю почти всегда, – я сделал такое невинное лицо, что ЧВС опять заржал.
– Ладно-ладно, верю! – отсмеявшись, произнес Соколов. – Что натворил-то?
– А вы будто не знаете? – теперь уже ухмыльнулся я.
– Да вот как-то не очень в курсе. Искал тебя, нашел паренька одного молоденького, тот и сказал, что ты здесь. Я ни у кого не стал уточнять, как бы и сам с усами, вот и пришел.
– Зря не спросили, может, мне бы рассказали, а то я и сам-то как-то не в курсе.
– Так кто тебя сюда загнал-то, просто смотрю, оружие не отобрали?
– Командир обозлился что-то, а оружие только с трупа пусть снимают, – жестко ответил я.
– Ух, какой ты грозный! Прям как еж, хрен укусишь.
– Почему, укусить можно, только уколешься, – улыбнулся я.
– Ну ладно, ты уж извини, узнать-то я узнаю, но вот смогу ли помочь? Вы ведь в прямом подчинении Ставки, тут я как-то слабоват.
– Ой, да бросьте. Командир перебесится и выпустит, нет за мной вины, поэтому и не боюсь. Был бы виноват, не возражал бы тогда.
– А как же история со стрельбой в кабинете начальника оперативного штаба? – ухмыльнулся ЧВС.
– Ну вот, а говорите, что ничего не знаете, контрики сами виноваты, я не стрелял.
– Да об этом, наверное, уже вся дивизия знает, – откровенно веселился Соколов.
– Тут я не виноват, – повторил я.
– Сергей, я ведь поблагодарить пришел, тогда как-то не успел, извини растяпу.
– Да ладно вам, товарищ член Военного Совета, не стоит. Любой бы сделал то же самое. Просто удачно получилось, что вам эти же фрицы попались, вот и все. – Как-то даже неудобно получалось, целый ЧВС спасибо говорит, да еще и себя ругает.
– Блин, пришел человеку спасибо сказать, от смерти спас, а главное от позора, а человек в камере сидит. Что за нелепость, – как будто сам себе произнес ЧВС, – извини еще раз, Серега, что помочь не могу, а от меня – спасибо тебе, вот просто – человеческое. Век не забуду! – Я с удивлением отметил про себя, что у Соколова слезы в глазах блеснули. Мне даже не по себе стало.
– Владимир Михайлович, да бросьте вы, это я должен извиняться. – Соколов моргнул и уставился на меня, не понимая, а я продолжил: – Это ж я вас в руку ранил, а если бы не в руку…
– А-а! – опять вернулся веселый ЧВС. – А я-то уж думаю. И что с того, что это ты в меня попал? Думаешь, не понимаю, какова была ситуация? Ты мог бы гранату под ноги фрицам бросить и все, но ты ж не бросил. А ведь намного проще бы было, правильно?
– Ну, это само собой, но все же неудобно как-то, – поскромничал я.
– Забыли. Спасибо тебе, Серег, от всей души спасибо. В любое время дня и ночи обратись, что смогу – все для тебя сделаю.
ЧВС ушел, ушел вроде довольным, и у меня как-то отлегло. День прошел довольно быстро, уже с аппетитом ел, отжимался и приседал, растягивался, в общем, провел с пользой день. Наутро пятого дня заключения все-таки появился Истомин.
– Ну, осознал? – смотрит злобно, но вижу, играет.
– А было что осознавать? – по-еврейски ответил я. Петрович усмехнулся.
– Ну, ты и наглец! – заключил он. – Чего с тобой делать-то? – задумался или притворялся командир.
– Ну, застрелите меня, при попытке к бегству, например, или я, может, иностранный шпиён? – съязвил я и довольный собой сел на нары.
– Да дурень ты, вот кто! Я о ком беспокоюсь, отпуская каждый раз за передок?
– А хрен его знает, – честно ответил я. – В Америку отправляли, вроде никто не волновался, а тут развели, чуть ли не показательный расстрел устроили. Петрович, а ты подумал, когда такой приказ отдал? Эти бравые служаки ведь меня первый раз в глаза видели, если бы были понастырнее, я бы их положил там обоих, ты чего, этого хотел, чтобы у вас повод меня упрятать появился?
