Ладно, я не против. Так мы застрахованы вдвойне. Я подготовилась к путешествию на свой лад — со списками, планами и набитыми сумками, а колдовские дела — это Людмилино.
Она оборачивается к нам и машет диском:
— Подарок от Якуба! Он записал нам лучшую музыку для путешествий!
Людмила отправляет диск в пасть проигрывателю, двигает ногами под рулём, поворачивает ключ. Мотор кашляет и взрёвывает, а из колонок выстреливает крутой гитарный запил под сумасшедшие ударные. Сегодня у Людмилы в каждом ухе по четыре серьги, обычно она их не носит.
— Тебе идёт, — говорю я и провожу пальцем по маленьким металлическим кольцам в её правом ухе.
— Я их люблю, — смущённо кивает она. — Только на работу никогда не ношу.
Мы выезжаем на трассу. Я гляжу в окно, которое слегка заслоняют два тощих горба — дедовы стариковские коленки. А за окном всё плоское. Зелёное, жёлтое и плоское. Иногда видны коровы, иногда овцы, иногда — никого. Деревья, дамбы, ветряки. Единственные возвышенности — это коленки-горбы прямо перед моим носом; кладу на них подбородок и смотрю в окно не отрываясь, глаза настроены на бесконечность. Генерал кладёт шершавую руку мне на плечо. С диска из гущи инструментов кричит яростный голос — как будто хочет их пришпорить, чтобы они играли ещё быстрее и громче; может, мировой рекорд хотят установить? Людмила мотает головой в такт.
Путешествие началось, мы едем, наконец-то все вместе, с варёными яйцами в корзинке. Вокруг не Япония, не Лурд или Америка, это будет просто один день в той дыре, где по случайности родились мои родители, пара часов езды на дребезжащем драндулете.
Путешествие назад, к началу истории; я хочу знать, как всё начиналось. Я организатор поездки, а в перерывах — аниматор и стюардесса одновременно, вот как сейчас: раздаю всем еду и напитки. Первый укус бутерброда, восхищённый стон, Людмила даже выключает музыку.
Я историк, хронист и фотограф, вот как сейчас: останавливаемся у заправки, чтобы сходить в туалет, просим какого-то дядьку со стрижкой ёжиком сфоткать нас. Я уже вижу мысленно эту фотографию для вечности: мы всей командой выстроились перед синим фургоном на фоне чахлых ёлок и берёз, Людмила распустила волосы, они развеваются над нами слева направо. Мама — посередине в коляске, в полной экипировке: наколенники, налокотники, шарф, у меня в одной руке черепахи, другую я положила Паулю на плечо, ноги у него торчат из коротких штанов, словно хлебные палочки, Ричи свесил язык — уже очень тепло, хотя ещё утро, — Генерал с моноклем, разодетый в пух и прах, театрально взирает в даль. Щёлк! — вот они мы.
Мы сняли апартаменты на нижнем этаже, тут всё оборудовано как надо.
— Чувствуйте себя как дома! — говорит хозяйка, передавая нам ключи.
Осматриваю пластиковые ручки и пандус: ну да, с «чувствовать себя как дома» явно проблем не будет.
Ванная огромная, вся в кафеле, много зеркал, в душ можно заехать прямо на коляске и разглядывать себя под четырьмя разными углами. Некоторые зеркала висят так, что отражают друг друга, бесконечно долго. Бесконечно долго можно рассматривать, какой степени инвалидности ты достиг — о-о-очень практично и удобно.
Пауль и я вместе с нашим зоопарком устраиваемся в маленькой комнате, мама с Людмилой — в большой, Генерал — на диване в гостиной. Маме и всем остальным старше пятнадцати хочется сначала отдохнуть после поездки и вздремнуть, а мы с Паулем забираем Ричи, черепах и кресло-коляску, которое нарекаем Крисом, и уходим тренировать спуск с дамбы. Ричи охотится на чаек, черепахи дегустируют траву.
Потом мы немножко катаем друг дружку по деревушке, осматриваем улицы и подсчитываем, сколько людей странно посмотрело на двоих ребят с инвалидной коляской. Особенно странно все смотрят, когда встречают нас во второй раз, а в коляске уже сидит другой. Я рассказываю Паулю о своём плане найти сокровища, объясняю, что эта дыра — место, где родились и выросли мои родители, где, можно сказать, началась моя собственная история. Пауль кивает. Я показываю ему вырезку из газеты с картой сокровищ. Он медленно невает:
— Вот честно, я тут ничего разобрать не могу.
— Вообще-то я тоже, — говорю, — но у нас же есть мама, она должна знать, что к чему. Одно сокровище спрятано под какой-то доской, одно — в дупле, а вот про третье я совсем ничего не понимаю.
— На водосточный жёлоб похоже, — говорит Пауль. Я пожимаю плечами, и мы идём за покупками. Мы хотим кое-что приготовить — маульташен по специальному рецепту, — ну а потом взяться за дело. Сокровища! Загадки! Тайны истории! Всё нужно найти, отгадать и открыть.
Мы с Паулем готовим маульташен, что приблизительно так же просто, как сделать фламбированные почки тюленя с маулиновым муссом или морские ушки в пастернаково-бузинном соусе. Маульташен томится в кастрюлях, Генерал гремит тарелками и приборами, Людмила суёт нос во все кастрюли и сковородки, одобрительно кивает. Приходится напомнить ей, что у неё отпуск, и велеть сесть за стол. Людмила послушно подчиняется.
— В общем, так, — говорю я и кладу на стол всем уже известную карту, собираясь огласить план жизни на вторую половину дня. — Мам, мы здесь, чтобы найти сокровища вашего прошлого! И ты — ключ к поискам…
Она смотрит на меня, как курица, готовая снести яйцо. Пауль приносит кастрюли, ставит на стол. И объявляет:
— Окей! Можно начинать!
