Воздух потемнел от обломков и пыли; конёк, вырезанный искусно в виде конской головы, взлетел, будто принадлежал Пегасу; собаки заскулили и присели. Присели и разбойники, рефлекторно прикрывая головы.
Дмитрий, пользуясь суматохой, поднял невесомого вожака, встряхнул:
– Всего три пуда от силы, а одно дерьмо.
– Сзади! – крикнул Анри.
Князь едва успел уклониться: дубинка обрушилась на плечо, а не на затылок. Охнул, обернулся, перехватил повторный удар и выбил сучковатое орудие из неверных рук, но достать нападающего не успел: Гнус уже бежал к воротам, чтобы распахнуть створки перед бандитами, рвущимися на помощь снаружи.
Дмитрий бессильно выругался и опустил нож. Гнус схватился за тяжёлый засов; вздохнул, осел на колени. Попытался дотянуться до застрявшего под лопаткой оперённого черенка. Не смог. И умер.
Толстобрюхий зарычал, замахнулся кривой саблей. Внезапно вместо грозного рыка из раззявленного рта хлынула кровь. Помощник Кольца грохнулся, поднимая брызги грязи: стрела попала аккурат между затылком и толстой шеей.
Верхом на стволе упавшей на крышу сосны сидел Хорь, держа натянутый лук, и орал:
– А ну, покидали свои приблуды на землю, или живо стрелкой накормлю. Считаю до трёх, два уже было.
Ошарашенные разбойники побросали оружие. Дмитрий схватил Фёдора за жидкие волосёнки, дёрнул так, что тот заскулил. Князь приставил лезвие к носу главаря и крикнул:
– Ведите сюда пленницу, я начинаю от вашего атамана по куску отрезать. И быстро, пока Федька весь не кончился.
Двое сорвались, побежали в дом.
Кольцо усмехнулся, просипел:
– Дурак ты, добришский. А дальше-то что? За воротами мои ребята, вокруг земля владимирская, как отсюда выберешься?
– Не переживай, сморчок. Прямо в небо уйду и тебя с собой прихвачу.
– Меня в небо не пустят, – вздохнул атаман, – мне в другую сторону.
Князь едва удержался, чтобы не выпустить пленника и броситься к крыльцу: там появилась Анастасия. Бледная, худая, едва ступала босыми ногами, щурилась на свет. Разглядела, прошептала:
– Димушка, родной мой. А я ждала. Верила.
Князь крикнул Хорю:
– Давай!
Принял брошенную веревку с узлами, пихнул разбойника:
– Чего замер? Лезь наверх. Или тебя ножом в задницу поторопить?
Только после этого шагнул навстречу, подхватил княгиню. Вдохнул запах волос. Разглядел старые синяки, новые морщинки. Поцеловал коротко, легонько подтолкнул, подсадил:
– Забирайся на сосну, Настя, тут невысоко.
Полез следом. Отход прикрывал Анри, держа двумя руками меч. Тамплиер сказал:
– Прощайте, господа разбойники. Жаль, наше развлечение было недолгим, и я не успел познакомить всех вас с моим клинком. Счастливо оставаться.
Хорь уже ловко шёл по толстому стволу в сторону тына, покрикивая на пугливо хватающегося за ветки Кольцо:
– Пошевеливайся, огрызок. Не трясись, не упадёшь. Небось, гадости творил – так не боялся.
* * *
Лесная тропа для бешеной скачки не предназначена – узка. А что делать?
Мягко шлёпают по раскисшей земле копыта, всадники только успевают от низких ветвей уклоняться. Поворот, ещё один – и выскочили прямо на владимирский тракт, пришпорили.
Цепочкой вытянулся небольшой отряд; летит, разбрызгивая лужи. Обогнали крестьянский обоз: смерды придержали лошадёнок, повыскакивали из телег, на всякий случай ломая шапки, кланяясь в пояс.
Кольцо в седле вихляется: неудобно поводья держать в связанных руках. Дмитрий понял: свалится пленник, а он живым нужен. И сейчас, когда наверняка погоня на хвосте, и ещё больше – потом, когда до города Владимира доберёмся.
Махнул рукой: потише, мол. Перешли на рысь.
Сравнялся с конём княгини. Улыбнулся ласково, получил в ответ полный нежности взгляд.
Затяжной подъём, а там, за холмом – перекрёсток: к столичному тракту примыкает дорога из Заволжья, из булгарских земель. Лишь бы на заставу не нарваться, не вовремя она будет.
Хорь догнал, крикнул:
– Погоня за нами!
Обернулся Дмитрий, помрачнел: из леса вылетела кавалькада, дюжины две. Клевреты Фёдоровы: кони добрые, сабли острые, в чистом поле не отобьёшься. Донёсся далёкий крик: тоже увидели, добычу почуяли, как охотничьи псы. Неблизко ещё, но нагоняют. Князь зарычал, врезал под бока жеребцу, начал по бокам плетью охаживать.
Холм перевалили, а там, на перекрёстке – воинский лагерь: десяток шатров, кони пасутся, дружинники с копьями. Рогатки стоят – не объехать. Что за чёрт?
Дмитрий бессильно бросил поводья, перешёл на шаг.
Загнанный двухчасовой скачкой жеребец тяжело дышал, роняя пену с морды. Хорь пробормотал:
– Что за гевалт? Не могли Федькины разбойники нас опередить, предупредить владимирского князя.
– Словно Улисс со своими товарищами между Сциллой и Харибдой – впереди застава, сзади разбойники, – Анри погладил рукоять меча, – будем прорываться?
Князь посмотрел на бледную Анастасию, на ухмыляющегося главаря. Три меча против пятидесяти, пленник и измученная женщина в нагрузку – шансов ноль.
– Нет. Попробуем договориться.
Подъехали к рогатке. Вышел расхлябанный дружинник. Дожевав кусок, буркнул:
– Кто такие? Почему оружные? Подорожную покажи.
– Ты на посту стоишь или к девкам собрался, боец? – спросил Дмитрий. – Почему жрёшь во время службы? Старшего позови. И живо.
Вояка чуть не поперхнулся. Подтянул болтающийся меч, повернулся, крикнул:
– Боярина позовите! Тут передовые от булгар вроде.
Последний пассаж Ярилов не понял (почему от булгар?), но подтянулся, пытаясь придать лицу максимально деловое выражение.
Из шатра вышел крепкий бородатый дядька в добром пластинчатом доспехе, в богатом плаще. Хмуро глянул, спросил:
– Кто такие? Не похожи на послов.
– Сам-то кто таков? – строго спросил Дмитрий.
– Я-то Евпатий, боярин Ингваря Рязанского, здесь по его поручению и по приказу великого князя Владимирского. А ты кто? Да из седла-то вылези, повежливее себя веди.
Тут же подскочили воины, схватили коней под уздцы. Ярилов помедлил, потом спешился, вслед за ним – Хорь и Анри.
– Я – Дмитрий, князь Добришский.
– Ишь ты, князь, – хмыкнул боярин, – а чего не цесарь Царьградский? Ты себя-то видел, князь?
Ярилов чертыхнулся. Грязный, запылённый, плащ драный, сбруя на коне самая простая, половецкая. Не похож, конечно.
– Я тебе сейчас всё объясню…
