А: Что касается его положительных качеств, все отмечают редкую смелость. Даже живя в Англии, он ведь ничего не боялся, как я понимаю.
Ф: Он ничего не боялся. Вообще он был отчаянным, он был смелым, даже безголовым в смысле смелости, потому даже смелостью это не назовешь – это уж скорее глупость. Без тормозов был. Один раз чуть не разбился в Швейцарии.
А: Один раз в России – на снегоходе
[201].
Ф: Совершенно верно. Не знаю, правильно ли это называть смелостью. Но при этом Борису важен был антураж такой, охрана. Сначала выезжал мотоциклист, потом шла первая машина охраны, потом он, потом вторая машина охраны. В Англии, я думаю, премьер-министр так не ездил.
Первый мотоцикл выезжал чуть заранее, проверить маршрут. Чего там проверять маршрут, в Лондоне-то? Наверное, был некий перебор. Могло бы, наверное, быть поменьше. Я не мог к Березовскому просто прийти без звонка и без согласования. Это было невозможно в принципе. Я мог прилететь в Лондон, позвонить, сказать, что я в Лондоне и не могли бы мы встретиться. Но, повторяю, когда ты уже через все это проходил, один на один с ним, все было достаточно просто.
“Костьми бы лег”
А: Когда Борис уехал из России в 2000 году, вы оставались его биографом? Вы за ним в Лондон не поехали, семья вернулась в Америку, я так понимаю?
Ф: Во-первых, он же не сразу уехал. Его и так половину времени не было в Москве, а потом он уехал на более долгий срок, сначала во Францию, потом в Лондон. Но мы вернулись из России в июне 1999 года.
А: То есть вы провели там меньше года фактически. Семья не хотела жить в России?
Ф: Нет, не совсем так. Дело в том, что к этому времени уже выяснилось, что следующим президентом будут делать Путина. Я понял, что мне уже при Борисе делать нечего.
А: А как же идея писать биографию и быть летописцем?
Ф: Если честно, мы один раз на эту тему поговорили тогда, в июле 1998 года, и больше не возвращались к этой идее. Но я действительно вел базу данных, я все про него честно и аккуратно собирал.
А: Будете писать книжку?
Ф: Сейчас уже, когда его нет, я в принципе планирую писать книжку. Но в тот период стало ясно, что я не нанят, чтобы книжку писать, и вообще этот сюжет умер. Я все-таки со своей глупой, наивной стороны пытался помочь Борису разработать какую-то свою платформу. Я быстро понял, что его все это не интересует, что вообще это не про демократию, не про капитализм. Вообще непонятно про что. И когда стало ясно, что президентом будут делать Путина, – тут уже я понял, что мне точно нечего делать при Борисе.
Я написал меморандум, достаточно жесткий. Я вообще любил в принципиальные моменты писать Березовскому такие меморандумы, чтобы у меня оставались следы в компьютере. В частности, там была такая строчка: “Борис, вы сошли с ума. Вы вместе с Бадри сгниете в тюрьме. И начнется все это ровно в тот день, когда Путин станет президентом”. Эта фраза его, видимо, немножечко задела, и он перестал со мной общаться. Если я правильно помню, этот мой меморандум был написан в апреле 1999 года.
А: Нет, в апреле еще Путина не было. Путин появился летом. Я думаю, что это был уже май-июнь, наверное.
Ф: Да, уехали мы в июне, действительно. Может быть, это было в мае.
Уже когда я ему написал, что завтра улетаю, в ночь перед моим вылетом раздался звонок из дома приемов: “Юрий Георгиевич, Борис Абрамович хотел бы с вами повидаться”.
Я в такси, приехал к нему разговаривать. “Ну так что, ты уезжаешь?” Я говорю: “Борь, сейчас я уже во всех случаях уезжаю, уже чемоданы запакованы, у нас билеты”. Он говорит: “Послушай. Мне жалко, что ты уезжаешь. Мне в принципе с тобой комфортно, и ты мне нравишься. Но есть вещи, которых ты не понимаешь. Ты слишком долго прожил в Америке, а здесь страна другая, и она сильно изменилась. И я ничем тебе тут не могу помочь”. Я говорю: “Борь, с абстракцией у меня очень плохо. Мне бы поконкретней. Ты не можешь привести один вопиющий пример моего непонимания происходящего в России?”
Он говорит: “Да. Ты помнишь свой меморандум про Путина? Ты помнишь, что ты мне написал, что он меня и Бадри в тюрьме сгноит?” Я говорю: “Помню”. – “Юр, тебе нужны еще примеры? Я Путина знаю 10 лет. Это мой друг. Ты мне про моего друга пишешь, что, когда он станет президентом, он меня посадит. Тебе еще нужно объяснять, насколько ты ничего не понимаешь?”
Я говорю: “Борь, ты Путина считаешь своим другом, ради бога. Еще большой вопрос, считает ли Путин тебя своим другом. Это уже ваши дела. Но Путин – человек системы. И когда он становится президентом, он олицетворяет систему, а эта система точно посадит тебя вместе с Бадри в камеру. Я не пойму, в чем у тебя тут проблемы”.
А: Вы когда-нибудь к этому разговору возвращались?
Ф: К этому разговору мы очень часто возвращались – притом что Борис вообще не любил разбора полетов. И возвращались по его инициативе, не по моей. Его комментарии уже были такие: “Юр, но если бы я знал, что будет так, я бы костьми лег, и Путин бы президентом не стал”.
А: Вряд ли у него это получилось бы.
Ф: Да. “Но я же не знал, что будет так”. “Костьми бы лег” – для него это максимальный уровень вовлечения в некую акцию. Поэтому, может быть, действительно, если бы он “костьми лег”, Путин бы не стал президентом.
А: Как, по вашему мнению, получилось, что в руках Бориса оказались ресурсы, позволявшие ему – по крайней мере в его фантазиях – назначать и смещать президентов?
Ф: Как это получилось, известно. Для финансирования выборов 2000 года было создано два инструмента – это была опять же блистательная идея Бориса. “Вот, Борис Николаевич, мы победили на выборах 1996 года только благодаря вам, Борис Николаевич, спасибо вам большое. Нужно думать про следующие выборы”. Борис мне так это рассказывал, это не я сейчас фантазирую. “Для победы на выборах 2000 года нам нужно три инструмента. Один – это верные вам люди, которые будут генерировать правильные и нужные России идеи. Но это мы, вы нас всех знаете. Второе – это деньги. Будет достигнута договоренность о том, что “Сибнефть” будет финансировать президентские выборы 2000 года. Для этого 50 процентов “Сибнефти” будет у очень талантливого молодого менеджера Романа Абрамовича. А вторые 50 процентов – у вашего верного слуги – во мне вы не сомневаетесь, я надеюсь, – просто чтобы вы знали, что эти деньги будут тратиться на президентскую кампанию. В-третьих, давайте опять же отдадим Первый канал мне, вашему верному слуге, а вы будете иметь право назначать директора”. Так был создан этот инструмент, и он, видимо, хорошо работал.
