А: Не стал, да. Вошла моя жена, с ней он тоже здороваться не стал.
Ш: Я потом подошел к нему, сказал: “Ты что, как тебе не стыдно?” – “Нет, это предатели”. У вас с ним суд какой-то был. Я говорю: “Ну вы же столько лет дружите, при чем тут это?” Это его характеризует. Сколько ты с ним дружил?
А: 20 лет с чем-то. Может, и 30 лет.
Ш: То есть у него баланс такой: 30 лет дружбы и какой-то его частный мимолетный интерес. Для меня и для тебя это, наверное, невозможно.
А: У него прошлого вообще не было.
Ш: Ну, как и будущего. Вот этот груз ответственности отношений прошлого променять на какую-то ерунду – мне кажется, в этом был весь Березовский. Для меня это невозможно.
А: Для меня тоже, и поэтому мы, собственно, перестали общаться. Но даже перестав общаться, я был готов с ним поговорить, руку ему подать. Я ценю прошлое, для меня как раз это имеет значение, и для меня это было удивительно, конечно.
Леонид Богуславский
(продолжение разговора)
“Они – чужие, мы – свои”
А: Что ты можешь рассказать про последний период жизни Березовского? Я знаю, что ты видел его за некоторое время до вердикта, когда он судился с Абрамовичем.
Б: Во-первых, я наблюдал отношения Березовского с Абрамовичем, когда они только начинались. И в реальности это действительно были отношения старшего партнера с совсем младшим партнером.
А: С совсем младшим?
Б: Да. Я помню, как один раз я с Борисом встречался по какому-то из его авантюрных предложений в доме приемов ЛогоВАЗа, и Боря отвлекся на секунду, схватил телефон: “Соедините меня с Ромой”. Позвонил и говорит: “Рома, быстро бери Швидлера – и ко мне в дом приемов”. Через 10 минут они приехали. Притом что была уже “Сибнефть”, они уже были большие мальчики.
Другой существенный момент: начав взаимоотношения с семьей Бориса Николаевича, выстроив некую систему отношений, Борис в качестве фронтмена поставил Рому. То есть Борис, видимо, посчитал, что его дело уже сделано.
А: Он просто сам себя подставил.
Б: Сам ли Рома его обошел или Боря дал возможность себя обойти, но это же классика. Если ты дотянулся до такого уровня, надо делать все возможное, чтобы только ты с ним и взаимодействовал. Есть риск потерять эту связь, потому что ее может перехватить твой партнер. Там это как раз произошло в полной мере. Хотя Борис это так себе представлял, что Ромка там бегает, что-то делает, носит, договаривается – как бы исполняет его великие поручения. Понятно, что тогда в любой момент Боря становится не нужен.
А: Что и произошло.
Б: Да, что и произошло. Еще один момент: то, о чем все узнали после смерти Бадри, – что у них собственность не оформлена как следует, что все это оказалось записано на фирмы каких-то людей, которые были близки Бадри, – результат того, что Борис вытеснил команду. Если бы в команде оставался, например, Коля Глушков или даже я, то все было бы оформлено. Я считаю, что Бадри – такой злой гений, что ли, Березовского. Все, что случилось с активами, – в общем это вина их обоих.
А: Ты видел Березовского перед решением суда?
Б: Последний раз я его видел за несколько месяцев до вердикта. Процесс был на финишной прямой.
А: Ты его видел в Лондоне?
Б: Мы в Лондоне праздновали день рождения моей дочери. Не знаю почему – может, подумали, что в последний раз видимся… В общем, мы созвонились, и Боря пришел на обед. Он был в приподнятом настроении, стал рассказывать про процесс: “Слушай, там все предопределено, я победил, вопросов нет, судью я полностью обаял – она меня понимает, я ее понимаю”.
А: Он прилично говорил по-английски.
Б: Он говорил прилично, но путался. Я спрашиваю: “А почему ты без переводчика? Другая сторона, пользуясь услугами переводчика, может за это время продумать ответ, что-то сказать переводчику, даже если понимает по-английски”. А он мне очень интересно ответил: “Я хотел понравиться и показать судье, что я свой. Вот я говорю по-английски, а мой соперник по-английски не говорит”. То есть он подошел к английскому судье как обычно – через обаяние.
А: Через убеждение и обаяние.
Б: Вот через что: “Давай так: мы вместе. Они – чужие, мы – свои”. Совершенное непонимание. В результате из-за того, что он путался, забывал, что говорил перед этим, судья посчитала, что он врет и поэтому ему нельзя доверять.
А: И больше ты его не видел?
Б: И больше я его не видел. Но вот еще один момент припоминается. В 1999–2000 году он был на вершине, ему казалось, что он вообще все в этой стране решает. Он многим так говорил и мне, в частности, на вопрос “как дела?” отвечал: “Скучно, слушай. На выборах победил, премьер-министра назначил, президента назначил. Скучно стало”.
А: Это, конечно, идиотическая оценка ситуации. Но главное – это то же самое, что с судом: удивительное желание верить в лучшее. Для бизнеса это как раз очень плохое качество. Можно людям внушать: мы сделаем, мы добьемся, мы заработаем. Но себе говорить, что я все сделал, я все заработал, все выиграл, – это совершенно другая история. Хорошо показывать горизонт другим. Но самому себе постоянно с шизофреническим энтузиазмом твердить, что все будет хорошо, как-то все оформится, и Рома будет бегать за меня всегда, – это странно. В этом есть глубокая безответственность перед собой, перед всеми.
Б: Он действительно считал, что он схватил, как говорят, Бога за бороду и может уже ходить по воде и не тонуть.
А: Оказалось, это недоступно никому. И ему тоже.
Михаил Денисов
(продолжение разговора)
“Когда вернемся в россию”
А: Ты рассказывал, что случайно оказался рядом с Борисом в 2004 году, когда он разговаривал по телефону с Украиной. Он тебе, конечно, доверял, потому что близким товарищам юности, как правило, доверяют.
Д: Я был у него в тот день, когда происходили основные события на майдане. И при мне Боря постоянно получал оттуда информацию, каждый час, может быть, чаще, звонил по телефону. В основном разговаривал с Юлией Тимошенко, говорил с ней все время на повышенных тонах, командным тоном: “Да что вы там ничего не можете?! Давай туда людей посылай! Никто на блюдечке не принесет вам власть!” Пару раз разговаривал с Ющенко, уже в совершенно другой тональности.
А: Он сказал, что потратил на это 40 миллионов долларов.
Д: Он однажды сказал: “Я не знаю, как заработать миллион, но я знаю, как заработать миллиард”. Я говорю: “Это как же, Борь?” Он говорит: “Надо быть в политике”.
