Тяжелый период
А: Ты считаешь, в Лондоне Борис стал лучше понимать Запад?
В: Он продвинулся сильно.
А: А вообще, какое место в его мире занимал Запад? Одна из версий, когда мы обсуждали самоубийство Бориса, состояла в том, что Запад его не принял. Это было такое крушение мира. Английский суд во многом у него ассоциировался с Западом. И быть отвергнутым институцией, которую ты больше всего на свете уважаешь, для него оказалось большой трагедией. Запад для него в какой-то момент стал олицетворением добра, а английский суд – олицетворением Запада.
В: В целом эта формулировка соответствует действительности. Он, конечно, сильно продвинулся в понимании западного менталитета. Но он не вышел до конца на полное понимание, как Запад вообще устроен и как Великобритания, в частности, устроена.
А: Одна из причин успеха Березовского в России в том, что он глубоко понимал механизмы, которые управляют нашей жизнью здесь. Он их просто чувствовал на кончиках пальцев. Есть правила, которые написаны, есть правила, которые не написаны. И вот систему писаных и неписаных правил в СССР, а потом в России, он понимал фантастически четко, да?
В: Вот как ты сейчас сформулировал – ничего не прибавишь. Так оно и есть. И конечно, повторяю, Запад ему нравился. Ему очень нравился Лондон, Великобритания. Он как-то полюбил эти традиции, полюбил английский характер, отношения такие – то, что называют reserved – не слишком теплые. Он вникал и говорил об этом. Но я считаю, что Борис не вышел на полное понимание. И, к сожалению, суд это ярчайшим и трагическим образом показал.
А: Для него это было полное крушение. Раньше все суды он выигрывал: он выиграл у нас, он выиграл экстрадицию…
В: Он выиграл у Forbes!
А: Он выигрывал совершенно все, пока не проиграл самый главный суд в своей жизни. Это большая трагедия. Он сразу потом изменился, как я понимаю. У него была большая ломка, правильно?
В: Он стал другим человеком после 31 августа. Это был самый большой удар в его жизни, безусловно. И вопрос – это очень важно понимать – не в деньгах или как минимум не только в деньгах. Деньги, конечно, были для него важны…
А: Деньги, может, ему были и не нужны, но он очень любил роскошь, и в последние годы, конечно, ему это было необходимо – широко и красиво жить.
В: Он любил хорошо, красиво, комфортно жить, делать массу подарков и так далее, да. Он стал достаточно состоятельным человеком уже в начале 90-х, поэтому можно было привыкнуть. Но, конечно, его абсолютно убили моральные характеристики, личностные характеристики, которые пренебрежительным тоном – и я сейчас говорю не про устный тон, а про тон написанного – дала ему судья. То есть морально она его просто, пользуясь русским выражением, опустила.
А: Непонятно, зачем это было делать… Это ведь нетипично для британского суда?
В: Это нетипично. Это был, Петя, чистый факультатив. Это ее прерогатива – сказать что-нибудь от себя или вообще ничего не говорить. Вынесли решение, закрыли заседание, bye-bye. Нет, она решила сказать по полной программе. Это, я уверен, оттого, что он ей просто дико не понравился как личность.
А: Чем, ты считаешь, он не понравился?
В: Она же продукт своего общества. В течение всех этих последних 20–25 лет она тоже читала газеты.
А: Ну, про Абрамовича там тоже ничего хорошего не пишут.
В: Начиная с 2003 года пишут в основном только хорошее, не скажи. А Борис там мифологизирован. Он мифологизирован во всем мире, мне кажется, в Тимбукту поедешь, и там тоже слышишь миф про Березовского. Град пошел в Северной Африке – виноват Березовский.
А: Почему все же судья так нетипично его принизила?
В: Я долго над этим думал и могу попытаться сформулировать. Представь себе: английская леди, Кембридж, много поколений, 500 лет траву подстригаем. Она просто не воспринимает этот тип – тип нувориша. Быстрые деньги, не старые деньги – новые деньги. Она не понимала про эту приватизацию, но она понимала, что все это сделано отвратительно, закулисно, не по правилам, не по тем принципам, на которых она воспитана. Это такие люди, которых, ты знаешь, Алексей Толстой называл в письме жене “короткопалые молодчики” – которые вот хвать, хвать, хвать, такие хваткие. Этот тип для нее был абсолютно неприятен. И тут она видит Бориса, который, конечно, никакой не короткопалый молодчик, но в принципе…
А: Суетливый.
В: Да, говорит немножко скороговоркой, на английском говорит прилично, но, честно говоря, не для суда. Надо было ему, конечно, говорить по-русски под перевод, но он отказался, сам выбрал такой вариант. И рассказывает в своей манере немножко, так сказать. Где-то перескакивает, где-то ошибается, потому что не помнит деталей. А для нее не помнит – значит, скорее всего, обманывает.
А: Ужасная небрежность, это правда. Березовский вообще был человеком небрежным.
В: И если бы он еще выстраивал стройнейшую систему аргументации – но этого тоже не было, потому что это не была бы манера Бори, к сожалению. И еще, поскольку он был политик и считал себя политиком – “политик в изгнании”, как сказал один человек, – он часто отвлекался от темы и говорил о политике в России, что, конечно, ей было глубоко чуждо и по барабану.
А: Да, у него был такой “антропоморфизм”: он считал, что другим интересно то, что интересно ему. И безусловно, разговоры о России, о Путине совершенно никого там не занимали, это правда.
В: Судья все время говорила: “Господин Березовский, прекратите делать политические заявления”. А это было частью его, для него это было очень натурально…
А: Да, он считал, что всем интересно то же самое, что ему. А это не так. Это ему казалось.
В: Ему казалось – я от самого Бориса знаю, что он так думал, – что все классно, что она с большим уважением все это воспринимает. Это было не так.
А: Видишь, судья тоже была обработана мифами о Березовском. Почему в Англии он стал таким мифом? Только из-за того, что он делал в России?
В: Конечно же, в основном все это Россия, потому что в Англии он ничего такого не делал. Я думаю, не специально, но его жизнь там в каком-то смысле развеивала миф.
А: У него появились серьезные британские друзья? Бизнесменом его там точно не считали, воспринимали как политическую фигуру. Правильно я понимаю? Он построил себе связи в политическом истеблишменте? Кто бывал у него дома?
В: Нет, он не построил. У него было несколько друзей-англичан. Один из них стал его хорошим другом – кстати, их Мердок познакомил. Человек крайне умный, интересный, опытный. Я могу сказать, собственно, кто это, – это лорд Белл. В свое время он был политическим консультантом высочайшего класса.
