В: Да. И я офигел, честно говоря, я расстроился. Он мне не доплатил 2 миллиона 700 тысяч долларов. Во-первых, это для меня действительно очень большая сумма, прямо реально большая.
А: Ну, это для всех большая сумма.
В: А во-вторых, я вообще не понимал: он в 1999 году купил “Коммерсант” за 32 миллиона долларов. А там еще было долгов. Мы же с Лёней
[241] очень сильно уменьшили долг по ЮКОСу, и, по-моему, вы с нас гораздо меньше денег взяли. “Коммерсант” должен был “Альфа-Групп”.
А: Ну, мы относились лояльно, я не помню уже детали.
В: То есть мы с Лёней еще списали довольно много долга, понимаешь? Я извиняюсь, прошло семь лет, и он продает за 250. Вот это уже бизнес для кого хочешь! И меня так на**ать на сдаче?!
А: Ты это говорил Борису?
В: Там вообще была очень неприличная история. Он мне все время говорил: “Ну, считай, ты младший партнер”. И мне мои друзья сделали контракт английский, такой, знаешь, без печати. Грамотный контракт. И я говорю: “Боря, ты говоришь, что я партнер, ну вот посмотри”. Я же не мог никаких условий ставить, потому что это уже не на берегу было. Что я скажу? “А если нет, то я уйду”? Ну конечно, не уйду.
Он говорит: “Давай посмотрим”. Потом он говорит, что его устраивает этот контракт. Я говорю: “Если устраивает, впиши туда, сколько процентов с продажи”. И они сказали, что с первой сотни, по-моему, 2 процента, а с остальных 3. Я говорю: “Ну впиши и распишись”. – “Ну Вася, ну мы же одна семья”. Ну что я скажу? В тот момент мы уже не на берегу. Ну семья – значит семья.
А потом, когда они продали, мне звонит Коля Глушков и говорит: “Вася, принимай бабло”. Я говорю: “Ну, это небыстро, наверное, надо в банке что-то решить. А какая сумма?” Коля говорит: “Полтора”. Ну я понимаю, что Коля-то не при делах. Сколько сказали, столько сказали.
А потом я говорю: “Боря, это сдача с чего вообще?” Он говорит: “А ты сколько хотел?” Я говорю: “Здрасьте, не я хотел, а ты мне сам сказал”. – “Да? Да? Ой, а может тебе показалось?” Я говорю: “Боря, ты понимаешь, да. Мне показалось”.
А: Очень показательная история.
В: Он говорит: “Я сейчас узнаю у Бадри, что как. Я тебе перезвоню”. И не перезвонил. Я тоже не стал перезванивать, потому что – а что тут перезванивать?
Понимаешь, какая это для меня вещь? Я же был не просто сотрудник. Он знал мою жену, он знал моего сына, дочку мою маленькую. Мы у него в Шато Гаруп тусовались. Он мать мою знал. Ну, что тут сказать?
А: Я понимаю.
В: Больше того, он точно знал, что я не воровал вообще никогда.
А: Андрюша, Андрюша, у меня с ним с этого и пошли проблемы, когда он мне деньги не отдавал. Я его знал совсем близко, и он должен был мне 5 миллионов долларов. Я получал их три года и получил с помощью Бадри и Фридмана, и вообще это было очень неприлично. Так что ничего нового ты мне не рассказываешь.
В: Мне это было, конечно, по-человечески очень обидно. Был бы я, например, какой-нибудь компаньон на 15 процентах – ну, святое дело отжать. Ну а тут о чем речь? 3 процента. Алле! Чаевых официанту дают больше. И я, конечно, после этого с ним не общался и не собирался.
А: И ты его не видел после этого?
В: Не видел. Я в Лондон часто ездил, у меня дочка там учиться начала, мы там квартиру снимали. Жена там жила. Лондон, ты знаешь, очень тесный город. И я очень боялся встретиться с ним где-нибудь в кабаке. Я же знал, что Боря на голубом глазу полезет обниматься, а я руку не протяну. Я не люблю таких вещей.
Но я с ним не виделся, надо сказать. Хотя с его женой общался. Она-то мне ничего плохого не сделала. Я и сейчас с ней общаюсь, кстати, с Ленкой Горбуновой. Когда приезжаю, мы выпиваем. А с ним – нет.
Его просто умыли
А: Можно ли сказать, что Березовский умер потому, что оказался лишним в новом времени?
В: Конечно, он оказался лишним. Я думаю, это дикий опыт, конечно: он был старший инженер, дипломы писал, кандидатские, прошел в самую элиту власти и оттуда свергнулся. В принципе и более молодой человек может такого не выдержать.
И зачем-то он поперся на этот последний суд, где его просто умыли. Рома-то не пришел на вердикт, это не обязательно было. Пришел адвокат. А он поперся сам. Представляешь? Человеку 65 лет. Если бы он хоть один фунт выиграл! Еще и сказали, что он все врет. А там журналисты, громкий же был процесс.
Я просто плохо себе представляю, как я бы на его месте себя чувствовал. А потом я думаю: “А я бы не пошел”. А он-то был стопроцентно уверен, что выиграет. Хотя с чего?
А: Ты видел Борю в плохом настроении? Я сейчас с разными людьми разговаривал, и многие говорили, что у него были депрессии. Я-то его депрессивным не видел никогда.
В: Я в последние годы его не видел. А раньше не было никогда. Он просто встряхнется, и все.
Помнишь, он там на каком-то снегоходе сломал себе спину? На какой-то даче. В Ильинском, по-моему. Ему нельзя было сидеть, он мог либо стоять, либо лежать. Я тогда на ОРТ работал. И вот совещание. Все сидят, а Боря лежит посреди. А народу там человек 12. Он указания раздает лежа. Причем на полу, не на кровати. Картина, конечно, фантастическая. Весь Боря в этом…
Нет, надо сказать, что я не припомню его в депрессии. Он только взбадривался.
А: Точно.
В: Конечно, это был крах. Березовский же действительно искренне считал, что Путин будет у него под контролем. Конечно, очень недальновидно было так считать, поскольку он-то Путина знал.
А: Он был с ним знаком хорошо.
В: Еще как. Я помню, когда у Ленки был день рождения, были какие-то празднества на Новокузнецкой, 40. А тут как раз Примаков был, и Боря был в серьезной опале. Как он говорит, могли бы и посадить.
А: Но Путин к нему приехал.
В: И на Ленкин день рождения! Не на его, а на Ленкин. Он чуть ли не один из элиты приехал. Еще и речугу сказал.
На самом деле, наверное, как-то можно было просчитать. Где же ты, хитрый еврей?
А: Ну нет, хитрым он не был.
В: Ну как нет, ты же должен понимать! Хорошо, ты его привел к власти. Но не надо делать вид, что он у тебя в руках. Это не тот человек. Ты должен это понимать. А он вообще прососал. Видимо, скрывал от себя, что это крах, что он совершил очень большую ошибку.
А: Но в конце он понял, признал. В письме Путину он это написал.
