Б: Березовским руководило очень понятное стремление экранировать себя от реальных проблем. Проблем столько, что лучше о них не думать. А поскольку большинство проблем в жизни человека порождают близкие, а не далекие, то в первую очередь он не думал о близких. Но если его задеть эмоционально, дергать за нужную струну, тогда он впадал в сентиментальность и начинал что-то делать. Были люди, которые это умели. Я видел, как это происходит, как можно было развести Березовского на сентиментальность, присущую всем равнодушным людям.
Березовский, собственно, научил меня своим примером различать понятия “добрый человек” и “хороший человек”. Потому что это не одно и то же.
А: Он был добрым или хорошим?
Б: Он был добрый, но он был плохой человек. Он совершил очень много аморальных поступков.
А: Вас в общении с ним это не смущало? Меня всегда поражало такое абсолютно спокойное отношение к явной аморальности, в том числе тех людей, кто идеологически был к нему наиболее близок, как Демьян Кудрявцев, например. Называть другом человека, который, в общем, вне морали, – это немножко странная вещь. Вам не кажется?
Б: Понимаете, я исхожу из того, что граница между добром и злом проходит не между разными людьми – она проходит внутри одного человека. И внутри меня она тоже проходит, и внутри Березовского она проходила. Ведь не случайно убийства ему практически не удавались.
А: Он просто ничего организовать не умел, поэтому и не удавались.
Б: Ну, с одной стороны так, а если сказать по-другому, то Господь Бог не давал ему совершить этого страшного греха. Господь уберег его. Это значит, Господь Бог его пожалел и оценил некие плюсы, которые в нем были. Я не Господь Бог, конечно, но я могу эту логику транслировать и на себя. Я оценил его плюсы настолько высоко, что позволял себе закрыть глаза на его минусы, тем более что ни в каких авантюрных проектах я не участвовал.
А: О чем мне вас еще спросить в связи с фигурой Березовского?
Б: Я бы спросил на вашем месте себя следующее: а почему мы вообще говорим о нем? Березовский ведь уже совершенно не актуален. А мы тратим свое драгоценное время на этот разговор.
А: Это вы спрашиваете меня или я спрашиваю вас?!
Б: Да, это вы спрашиваете меня. А я отвечу так: всякий человек раскрывается в смерти. Он становится равен себе только в момент умирания, и настоящая слава – посмертная. Как говорил Бальзак, это одна из моих любимых цитат: “Прижизненная слава не значит ничего”. И вот уже прошло немало времени с момента гибели Березовского, и становится понятно, что все-таки он был значительный человек, как бы к нему ни относиться.
А: Я это понимал всегда.
Б: Его смерть закрепила за ним активы, которые у него были, – не материальные активы. Материальные активы он все потерял, что тоже весьма символично, потому что он был человек совершенно не про деньги. Его большая слабость состояла в том, что он не мыслил себя без денег. Он не был в состоянии оценить себя без денег. В этом смысле он страдал гигантским комплексом неполноценности. Потому что человек, который ставит себя в зависимость от денег, уже страдает страшным комплексом неполноценности.
А: Угу, согласен. Но если вы спросите меня, почему я снимаю фильм о Березовском, это будет немножко другая мотивация. У меня вообще в жизни было мало людей, которыми я так очаровывался. И я Борей был много лет очарован. У меня это потом было с Гайдаром, именно потому, что он был очень большой человек. Я снимаю фильм еще и потому, что пытаюсь понять, в чем основа этого очарования. Я, в отличие от вас, серьезно отношусь к моральным качествам своих товарищей, друзей. Я с дурными людьми как-то редко общался. Боря был явным исключением. Я пытаюсь понять, в чем основа этого очарования и насколько это очарование оправдывает и искупает все остальное. Я для себя пытаюсь понять, что есть человек и как его судить. Для меня этот проект – во многом ответ вот на это.
Б: На мой взгляд, Березовский доказывает очень важную для меня мысль, абсолютно тривиальную и банальную, существующую много тысячелетий: граница между добром и злом проходит внутри человека.
А: Да. И последний вопрос. Что после Бори осталось?
Б: После Бори осталось ощущение человека, который не боится исторических опасностей. Потому что такие люди бывают. Сам Боря считал своим главным достижением 1996 год – он считал, что внес большой вклад. Мы с ним тогда не были знакомы, я не входил в ельцинский штаб, поэтому не могу оценить это.
А: Он действительно внес большой вклад.
Б: И я считаю, что сам факт, что такой человек мог сосуществовать, – это то, что от него осталось.
А: Урок для большого количества людей, которые были рядом.
Б: Совершенно верно. Вы знаете, в 2004 году я занимался “оранжевой революцией” на Украине. Не хочу сказать, что сыграл там большую роль, – я сыграл там маленькую роль, но какую-то сыграл. Роль, которую я играл, состояла в том, чтобы убедить вождей “оранжевой революции” в том, что они могут совершить революцию. И мне кажется, что это был мой вклад. Березовский преподнес всем большой урок, что так можно.
И второе, что от него осталось, – это огромное количество талантов, которые он вытащил на поверхность и которые без него не вышли бы на поверхность. Я знаю, что многие из них делают вид, что они его никогда не знали, им сейчас невыгодно с ним ассоциироваться. Я не утверждаю, что я талант, но если сегодня меня кто-то ценит, то я отдаю должное Березовскому и говорю, что вытащил на поверхность меня он. Если бы не он, сегодня вы бы со мной не разговаривали, потому что вы бы просто не знали о моем существовании.
А: Серьезно, да? А как это практически произошло?
Б: Практически у Березовского были периоды, когда он был в меня влюблен и протежировал меня везде. Они сменялись другими периодами, когда он был во мне разочарован. У нас были то хорошие отношения, то не очень, как всегда, с любыми людьми. Он был подвержен влияниям, а меня не любили некоторые его соратники, и особенно не любил меня Бадри Патаркацишвили. Он видел во мне большую опасность для себя и всячески использовал свое влияние на Березовского, чтобы меня удалить.
А: Как важного собеседника?
Б: Как человека, который может интеллектуально влиять на Березовского. Бадри, в общем, разводил Борю нередко. Когда Бадри умер, Боря мне честно в этом признался. Он стеснялся в этом признаться при жизни Бадри, потому что ему не хотелось, чтобы кто-то знал о его подозрениях в отношении ближайшего партнера. Но потом, после смерти Бадри, даже не сразу, а через пару лет, он начал мне рассказывать всякие истории, которые выдали в нем подозрение в нелояльности Бадри.
