В чистом виде либерализм – это философия свободы. С точки зрения экономики чем меньше запретов на деятельность хозяйствующих субъектов, чем меньше помех свободе конкуренции – тем более либеральной является экономическая система. Если следовать классификации Виталия Найшуля, то коммунисты пытаются вмешиваться в частную жизнь, левые социал-демократы оправдывают (и пытаются организовать) вмешательство в общественное производство, правые социал-демократы считают правильным перераспределять произведенное (не влезая в само производство), а либералы по возможности хотели бы вообще не вмешиваться в экономику. Как и во всякой классификации, в приведенной есть элемент упрощения. Однако не вызывает сомнения, что с “большим либерализмом” связано относительно меньшее перераспределение валового внутреннего продукта через бюджет и, как условие этого:
– меньшие налоги;
– меньший объем субсидий и централизованных кредитов;
– бóльшая свобода внешнеэкономической деятельности, в том числе меньшие экспортные и импортные тарифы, меньшая зависимость предприятий от органов власти любого уровня и т. д.
Посмотрим, как обстояло дело со всем перечисленным с 1992 года.
Начнем с перераспределения. Существует легенда, что доходы нашего государства крайне малы. Отсюда – постоянные истерики власти и ежегодная смена руководителей Госналогслужбы. Собираем мы, однако, совсем не мало.
Доходы расширенного правительства (консолидированный бюджет плюс внебюджетные фонды) в 1992–1997 годах колебались от 35 до 40% ВВП. Это действительно меньше, чем было в Советском Союзе, меньше, чем в наиболее успешных постсоциалистических странах Восточной Европы – Чехии, Венгрии, Польше (где собирают около 50% ВВП). Однако больше, чем во всех государствах бывшего Союза, за исключением Эстонии. Больше, чем в странах, близких к нам по уровню экономического развития, – Бразилии, ЮАР, Турции, Таиланде и т. п.
Впрочем, никаких доходов не хватит, если расходовать деньги так, как это пытаемся делать мы. Расходы расширенного правительства в 1993–1997 годах колебались в диапазоне 42–50% ВВП. Это существенно больше, чем в подавляющем большинстве развитых стран, особенно если сравнивать с теми, чья экономика считается либеральной (США – 36–37%, Япония – около 35%). Только в странах традиционной социал-демократии (Швеция, Дания, Австрия) соответствующий показатель превышал или был близок к российскому.
Правда, существует аргумент, что развитые страны нам не указ. Мы намного беднее, поэтому если относительно ВВП будем тратить столько же, то в абсолютном выражении ни на оборону, ни на образование, ни на науку нам хватать не будет. На самом деле все наоборот. Давно доказано, что большие государственные расходы ограничивают экономический рост. Богатым это не страшно: они свое построили. Бедным же надо расти, умеряя сегодняшние претензии. Однако если сравнить наши расходы с расходами все тех же близких по уровню развития (ВВП на душу населения) стран, можно увидеть, что наши – существенно выше. Обычными являются расходы на уровне 30% ВВП, 36% – абсолютный предел. И совсем удивительный пример: государственные расходы социалистического Китая составляют 16–18% ВВП. Не в этом ли одна из главных причин огромных, по нашим понятиям, темпов экономического роста КНР?
Кстати, если по объемам перераспределения ВВП через бюджет наша экономика вряд ли может быть отнесена к либеральным, то и с классификацией наших правительств по “уровню либерализма” тоже все обстоит не вполне тривиально. Так, наибольшие государственные расходы имели место при “самом либеральном” правительстве Гайдара (по разным оценкам, от 65 до 71% ВВП). Данные по 1992 году требуют коррекции ввиду резкого роста реального курса рубля, и все же именно в этом году целевые кредиты, выданные внутри страны, составили гигантскую сумму 13,8% ВВП, а импортные субсидии – 10,5% (позже и те и другие, к счастью, были практически изведены). Я пока не обсуждаю причины подобных трат – просто привожу цифры.
Теперь о налогах. Тема всем надоела, но нельзя не отметить, что, по расчетам Андрея Илларионова, в нашей стране “либеральных реформ” эффективная налоговая ставка (потенциальный доход от всех начисленных налогов, соотнесенный с правильно посчитанным ВВП) составляет 60% валового внутреннего продукта. Это, кажется, самая высокая ставка в мире. Отсюда и обреченность любого руководителя налогового ведомства – столько собрать нельзя. Даже если кампания по сбору налогов окончательно заменит приснопамятную битву за урожай.
И вновь неувязка с общепринятой классификацией наших либеральных правительств: при в целом немаленьких ставках самая высокая ставка НДС (28%) действовала с января 1992 года (снижена в 1993 году); максимальная ставка подоходного налога (60%) тоже введена в январе 1992 года (уже летом сокращена до 40%). Замечательный же либерал Сергей Кириенко и вовсе собирался увеличить налоговое бремя в среднем на 13%, доведя эффективную налоговую ставку до 68% ВВП. Это уж точно мировой рекорд.
О внешней торговле. Конечно, если сравнивать наш внешнеторговый режим с советской госмонополией внешней торговли (а точнее, с монополией одного министерства), то либерализм полный. Трудно, однако, назвать либеральной систему, где большую часть экспорта осуществляют только спецэкспортеры (мне не надо напоминать, кто принимал решение об институте спецэкспортеров, почему оно было принято чуть позже). Отменили спецэкспортеров, ввели валютный контроль в формах, давно изжитых в либеральных экономиках.
Действующие импортные тарифы тоже не вполне подтверждают особый либерализм нашей внешней торговли. В 1997 году средневзвешенная ставка тарифа в России составляла 13,4%. Это намного больше, чем в Европейском союзе (5%), США (4,2%) и Японии (2,7%). Ладно, внутренний рынок этих стран можно уже особенно и не защищать. Но наши средневзвешенные ставки близки (или выше) аналогичным ставкам многих развивающихся и постсоциалистических стран, в том числе и вовсе не претендующих на звание “либеральных” (скажем, Украина – ставка 7,2%, Чехия – 5,9%, Венгрия – 10,9%).
К обычным протекционистским барьерам у нас, кроме того, добавляются специфические налоги на внешнеэкономические операции. Скажем, налог на покупку наличной валюты или экспортный налог, вытекающий из обязательной продажи части валютной выручки (и растущий по мере роста инфляции). Кстати, именно внешнеторговые – самые антилиберальные – налоги увеличило “ультралиберальное” правительство Кириенко (таможенные пошлины – на 3%, налог на покупку валюты – до 1%).
Наконец, именно в области внешней торговли отчетливо проявилась фундаментальная антилиберальная особенность нашей экономической системы – эксклюзивная поддержка отдельных предприятий властью. Действительно, либеральная экономика означает, что, с одной стороны, не мешают работать мне, с другой – не создают преимуществ моему конкуренту. Иными словами, существует свобода конкуренции. Ничего менее соответствующего духу свободной конкуренции, чем льготы по внешнеэкономической деятельности, придумать было нельзя. Объем этих льгот (“спортсменам”, “инвалидам”, “слепым” и т. д.) в 1994–1995 годах оценивается в 2–3 миллиарда долларов в год. Заметим, что речь идет только о прямых и безвозвратных потерях бюджета; отсрочки по уплате таможенных пошлин – отдельная тема.
