Так, вопреки распространяемому мнению, у нас не было финансовой стабилизации. Не было, поскольку финансовая стабилизация означает сбалансированный бюджет, а не низкие темпы инфляции, выбитые благодаря невыплате заработной платы, недофинансированию госзаказа и сумасшедшим заимствованиям. Политика нереального бюджета не могла не взорваться инфляцией, точно так же как не мог не взорваться “денежный навес”, созданный мягкой бюджетной политикой и регулируемыми ценами в конце 80-х.
У нас не было жесткой денежной политики. Была бы – не случилась бы трехкратная девальвация рубля в течение месяца. Была же безответственная и профессионально беспомощная политика поддержки курса рубля с помощью растраты валютных резервов ЦБ, сформированных за счет “чудесного” притока в страну иностранных инвестиций. Не хочется отсылать к учебникам – сам их давно не читал. Но, господа экономисты, сравните динамику валютных резервов с динамикой денежной базы (сколько печатают денег) на протяжении 1997–1998 годов. Что, можно было избежать девальвации? Только за счет продолжения чуда – нового притока западных денег. Не случилось.
У нас не было эффективного банковского надзора. Был бы, не потеряли бы в одночасье треть (или половину?) коммерческих банков. Была трусливая боязнь контроля и тем более санации “великих” и слабое понимание правил жизни “мелюзги”. Кстати, немедленная – в самом начале кризиса – санация банков, ставших фактическими банкротами еще до 17 августа, не только спасла бы часть средств, но и явилась бы важным фактором восстановления доверия со стороны западных инвесторов. А то мораторий, закрытие глаз на вывод активов, отсутствие санаций – полное впечатление спасения своих банков, в то время как их иностранные кредиторы остаются ни с чем. Вот и закрыты все лимиты на Россию.
У нас не было независимого Центрального банка. Был бы, не вложили бы абсурдные по объему ресурсы ЦБ и особенно Сбербанка в ГКО.
У нас не было (и нет) налоговой системы в общепринятом смысле этих слов. Не было, так как налог, ставка которого определяется в индивидуальном торге (например, “Газпром”—правительство), – это не налог, а дань, подать, спонсорский взнос (я не знаю, что ближе).
У нас не было необходимого для либеральной экономики уважения частной собственности. Было бы – не произошла бы конфискация сбережений населения в 1991 году или капиталов банков в 1998-м. Было же типично советское равнодушие к чужому богатству и неуважение к нему. Поэтому и раскаяния по поводу фактически украденных денег никто не испытывает.
Одним словом, у нас много чего не было из того, что, как нам говорили, у нас было.
Я могу только радоваться, что ни один записной “либерал” не остался во власти. Иначе мои выступления были бы небезопасны для Альфа-банка. Так как отдельные “либералы” на редкость невосприимчивы к критике и мелко мстительны. Истерическую реакцию прежнего руководства ЦБ на любые замечания в свой адрес вообще трудно забыть. Как и заявления Сергея Алексашенко о том, что в происшедшей девальвации виновата не денежная политика Центробанка, а мировой финансовый кризис и кликушеские предсказания отдельных отщепенцев (прежде всего Андрея Илларионова). Что до кризиса, то сравните нашу трехкратную (!) девальвацию рубля с аналогичной посткризисной девальвацией валют в Юго-Восточной Азии (Индонезия – 80%, Южная Корея – 50%, Малайзия – 45%). Есть вопросы? Что же до предсказаний, то начните, хоть ежедневно, предсказывать скорое падение доллара. Боюсь, устоит.
С невосприимчивостью к критике пересекается и еще одно фундаментальное свойство наших реформаторов – абсолютная неспособность признавать свои ошибки. Правы всегда и во всем – даже если отрицательный результат всем давно очевиден. Апофеозом стало отсутствие отставок после 17 августа. Как же: “Виноваты не мы, а лучше нас с ситуацией не справится никто”.
Я – член команды Гайдара. И вместе со всеми несу ответственность за происшедшее. И отсутствие способности к признанию своей вины, к покаянию мне представляется исключительно важным. Потому что без откровенного разговора о сделанном, о всех ошибках и компромиссах тех, кто шел в правительство ради того, чтобы делать рыночные реформы, у либеральной идеи в России нет шансов на скорую реабилитацию.
Как и у самих реформаторов. Чего мне искренне жаль – многие отнюдь не выработали свой ресурс. Научиться бы делать выводы и винить в происходящем себя.
Собственно, именно ради призыва к беспристрастному анализу сделанного и написана эта статья. Все происшедшее меня лично убеждает не в том, что России не подходит либеральная идеология, а ровно в обратном: Россия должна быть самой либеральной из либеральных стран. Потому что именно здесь любой запрет традиционно обходится с помощью “исключений” и взяток, потому что “суровость именно российских законов смягчается необязательностью их исполнения”.
Свободная экономика – сильная власть
Существует легенда, что либеральная экономика несовместима с сильной властью. В ее распространенности у нас в первую очередь виноваты те, кто руководил страной начиная с 1991 года. Действительно, давно российское государство не было таким слабым. И слабело оно под флагом либеральных реформ. И во многом благодаря тому, что пришедшие к власти “либеральные демократы” нанесли сильнейший (хотя и не первый) удар по советской государственной машине, исключительно отлаженной и вполне эффективной для решения своих задач.
Вместе с тем именно либеральная экономическая система нуждается в сильной власти. Нуждается, так как либеральная экономика предполагает единые законы и правила – обеспечить единообразие может только сильная власть. Не допускающая исключений. Неподкупная. Способная наказать.
И идеальным государством для либерального экономиста будет поэтому то, где губернатор, заявивший о выходе из России, назавтра проснется в тюрьме. Где олигархи не смогут вызывать на отчет министра финансов (было, увы, и такое).
Свободная экономика и сильная власть. Ровно наоборот тому, что имеем сегодня: регулируемую экономику и слабое государство.
“Сильное”, однако, не означает “большое”. Наоборот. Впрочем, здесь не хочется повторяться. Только концентрация государства на своих “истинных” функциях (прежде всего на обеспечении правопорядка, а не на делении ресурсов) может привести к успеху. (Поэтому недофинансирование силовых структур глупее недофинансирования социальной сферы. Первые необходимо усиливать. Бремя второй нынешнему российскому государству все равно придется сокращать.)
Фундаментальной неудачей реформ 90-х стало то, что так и не было определено место государства в жизни общества. Место, соответствующее нынешнему состоянию России и мира, задачам, стоящим перед нашей страной. Чем, собственно, должен заниматься сегодня федеральный центр? Чем – региональные власти? Где можно и нужно обходиться без государства?
Отсюда и нереальный бюджет. Так как структура бюджета отражает именно желаемую роль государства.
Академик Шаталин в свое время негодовал, когда обсуждение программ экономических реформ сводилось к “игре в показатели” – к вопросу, например, о ставках отчислений в разнообразные создаваемые на предприятиях фонды: “При чем тут ставки, если не решены кардинальные вопросы устройства государства и хозяйственного механизма?” Всем вроде понятно, что дело не в цифрах. Однако по-прежнему обычными для дискуссий являются вопросы типа ставок НДС (18 или 14%), доли налоговых сборов, оставляемых регионам (50 или 54%) и т. п. Это бухгалтерия, а не макроэкономика. Основное же – функции государства, права и обязанности федерального центра и регионов – остается за кадром.
