А: Он подписал письмо?
Ю: Он его организовал. Аналитическая группа была против. Чубайс был против, но не сказал категорически “нет”: “Ну, попробуй. Я считаю, что ничего из этого не получится, но посмотрю, что ты сделаешь”. Так это и умерло, потому что ни Зюганов этого не хотел, ни Ельцин.
А: Мне кажется, Ельцин – особенно после того, как уже жизнь прошла, – был по своим инстинктам значительно более демократичным человеком, чем его окружение, чем тот же самый Боря Березовский. Он был менее склонен к компромиссам по вопросам демократии, чем Березовский или Чубайс. Я считаю, что это подчеркивают его бытовые привычки: обращение ко всем на “вы”, полное отсутствие какого бы то ни было мата. Мне кажется, что Борис Николаевич глубоко уважал чужое мнение.
Ю: Да-да. Для него было ужасно интересно работать с яркими людьми. Если человек серый, неинтересный – ему было скучно с ним про дело говорить. Он готов был говорить с неинтересным человеком про теннис, про охоту, про что угодно, не касаясь политики. Он запрещал говорить об этом в семье и был готов это обсуждать только с людьми продвинутыми и яркими. Поэтому вокруг него была всегда очень интересная команда.
Кстати, многие из тех людей, которые до сих пор работают в Кремле, – это те, которых я брал. Сережа Приходько там продолжает работать, Леша Громов и так далее.
А для Бори, конечно, важна была сама игра. Он от нее получал огромное удовольствие.
А: Я, собственно, про это и говорю: у Бориса Николаевича, мне кажется, были большие цели, большое представление о том, что надо многое менять. А Боря играл в игру.
Ю: Да. Но при этом один из мифов состоит в том, что для Бори была важна власть, чтобы делать деньги.
А: Нет, его деньги не очень интересовали. Была важна игра.
Ю: Для него главное – участие в процессе. Наверное, Швидлер тебе расскажет, как Борис безобразно растратил деньги, которые получил за “Сибнефть”.
А: Он даже не знал куда.
Ю: На Украину, на Грузию, на Киргизию. Чушь полная.
Анатолий Чубайс
(продолжение разговора)
“Нам нужен Лебедь”
А: Какое впечатление на тебя производил Березовский?
Ч: Очень сильное. Надо сказать, что когда в человеке какой бы то ни было предпринимательский потенциал соединяется с базовой культурой, плюс некий фундаментально научный уровень, – это не малиновый пиджак. Это в некотором смысле прямо противоположно тому, что больше всего нас пугало и настораживало. Конечно, его притягательная сила была колоссальной. Яркий, сильный интеллект, мгновенная реакция, способность генерировать какие-то немыслимые решения. Кстати, в этом смысле я просто преклоняюсь перед ним.
А: Вспомни пару примеров таких решений.
Ч: Конечно, для меня один из самых ярких периодов – выборы 1996 года. Он сыграл в них одну из важнейших ролей, если не ключевую.
Вот пример. Март или февраль 1996 года. У нас дела очень плохи, рейтинг Бориса Николаевича чуть-чуть начинает повышаться. Я уже начал руководить штабом. Звонит Боря: “Анатолий Борисович, нужно срочно договориться с Тулеевым”. – “С Тулеевым? О чем с Тулеевым?” – “Нужно решить с Тулеевым вопрос: ясно, что мы во второй тур выходим, соответственно он во второй не войдет. Расклад голосов на втором туре между Ельциным и Зюгановым будет принципиально зависеть от того, какую позицию займут вылетевшие участники первого тура”. – “Так, ну, вообще логично. И что дальше?” – “И поэтому очень важно, чтобы Тулеев был с нами, нужно срочно прорваться”. Я говорю: “Хорошо, это имеет смысл”.
Разговор происходит в час или в два часа ночи. На следующее утро приезжаю на работу. Звонок Бориса Абрамовича: “Ну, в принципе мы договорились, все нормально”. – “С кем договорились?” – “С Тулеевым”. – “А ты откуда?” – “А я из Кемерова, мы сейчас в Кузбассе, я прилетел, мы переговорили с ним, нашли базовое решение, сейчас я приеду, вам расскажу конфигурацию, на которую он согласен”.
Честно говоря, тогда мы еще по-настоящему не думали про второй тур. Способность увидеть проблему за шаг до того, как она возникла, предложить решение, да еще и самому реализовать, – в этом смысле Борис Абрамович был просто потрясающий.
А: Очень интересная история. Про Тулеева я не знал.
Ч: На мой взгляд, из 10 идей, выдвигаемых Борисом Абрамовичем, одна была неинтересная. Из девяти оставшихся было три-четыре крайне интересных, фантастически перспективных и прорывных, две-три спорные и обязательно две чудовищные, недопустимые, которые нужно было уничтожать в зародыше, иначе каждая из них могла уничтожить все остальное. И отделить одно от другого было очень непросто. Например, “Письмо тринадцати” он придумал. Помнишь такую историю?
А: Помню. О социальном мире.
Ч: О социальном мире между коммунистами и демократами. О том, что мы все должны объединиться, – а дело было уже в апреле или в мае 1996-го, за два-три месяца до выборов. Это какой-то абсолютный абсурд, запредельный, просто вообще в никуда… Но Березовского, как всегда, эта идея настолько завела, что он убедил себя сам и стал убеждать всех. В какой-то момент я просто понял, что объем усилий, которые нужно будет положить, чтобы уничтожить эту идею, слишком большой. У меня физически нет на это ресурсов. Поэтому нужно сделать так, чтобы это дело оказалось минимально вредным. Я какие-то самые дурацкие куски убрал, а в целом идея прошла, письмо было опубликовано.
А: Борис умел заводить и давать уверенность, выполнял функцию такого мотора. Ты-то сам это умеешь делать, для тебя он такой роли не играл, а как для других? Для Юмашева, для Татьяны Борисовны?
Ч: Березовский, конечно, заряжал своей энергетикой. Собственно, на меня он тоже в этом смысле действовал позитивно. Но это именно подпитка энергией, а не придание уверенности. Для меня это немножко разные вещи.
А: Тебе не хватало энергии? Ты был сам чрезвычайно энергичный.
Ч: Он все равно был позитивен, его не нужно было заводить. Если ты ему говоришь: “Слушай, Борь, давай мы сделаем это” – он перехватывает, начинает сам искать: “Лучше сделать так, я сейчас пойду туда, потом туда…” – хорошо, все нормально, он начал что-то делать. Можно больше сил на него не тратить.
А: Какие еще идеи Борис предлагал?
Ч: Лебедь Александр Иванович. Вся конструкция
[103].
А: Это полностью он придумал?
Ч: От начала до конца. А – суть конструкции, Б – переговорный процесс.
