А: И пошел.
П: Пошел. Причем как!
А: Когда окончательно поменялась атмосфера?
П: Когда я приехал, еще происходило какое-то накопление. Ну а потом это все жахнуло, достаточно было чуть-чуть поднажать. Ведь тот же Добродеев, который ушел с НТВ, якобы чтобы прийти в себя, отдохнуть, – это же ведь потом все стало понятно. Невероятно… Оказалось, что самый приличный при всех его сложностях – это все-таки Эрнст. При всем при том, что он очень трудный человек, но достаточно сказать, что когда Парфенову закрыли все двери – хорошо, он не мог брать его на работу, но он с ним делал фильмы!
“Нет денег, и всё тут”
А: Как вы познакомились с Борисом Березовским?
П: У меня были сложные отношения с Борисом Абрамовичем. Познакомился я с ним причудливым образом. В то время я работал в Штатах. Позвонил Эдуард Сагалаев
[121] и сообщил, что едет делегация бывшего, как он мне сказал, ОРТ – что уже меня удивило – во главе с Березовским. Он произнес фамилию “Березовский” так, как будто я должен знать, кто это, – как “во главе с Лениным”. Не могу ли я помочь ему встретиться, в частности, с Тедом Тернером, который тогда еще владел CNN?
Я спросил: “А кто такой Березовский?” Наступило короткое молчание. И затем Эдуард Михайлович сказал: “Это владелец бывшего ОРТ, а ныне Первого канала. Он приезжает, и было бы хорошо, если б вы смогли…” – и так далее. Я сказал: “Конечно, я постараюсь”.
Он действительно приехал, вместе с ним был Бадри Патаркацишвили и все окружение. Так я с ним познакомился. Он меня сразу обаял быстротой своего мышления, умением сразу нащупать, как со мной разговаривать. Умением слушать и даже слышать – что разные вещи, как вы знаете.
А: Вас же непросто обаять?
П: Нет, меня непросто обаять. В итоге нашего недолгого получасового разговора он меня спросил: “А нет ли у вас каких-либо идей, каких-то программ? Хочется как-то все это освежить”. Я сказал: “Да, идеи-то у меня есть, конечно”. – “Напишите мне”. Он уехал.
И я написал ему, на восьми страницах изложил подробно идею телевизионной программы. Он позвонил мне и сказал, что это совершенно блестящая идея и что это надо делать, и пусть я приеду в Москву, чтобы оформить все и подписать соответствующее соглашение. Я приехал, мы с ним встретились, и я очень быстро понял, что он не читал этих восьми страниц. Он только самую суть уловил: что эта программа об очень влиятельных людях. Что такое влиятельный человек? Как он становится влиятельным? Его это очень заинтересовало, очевидно. И тут я ему сказал, что делать эту программу в Америке – довольно дорого будет стоить, 100 тысяч.
А: За один эпизод?
П: Да. Он сказал: “Знаете, о деньгах – это не со мной, а вот с Бадри”. Я отправился к Бадри. Это не Борис, поэтому я не буду долго о нем говорить, но тоже очень был любопытный персонаж. Мне сначала показалось, что я встретился со Сталиным, только блондином, он мне сразу его почему-то напомнил. Глаза настолько черные, что трудно увидеть, где зрачок, а где остальное. Я ему все объяснил, он выслушал и спросил: “А нельзя ли за 80 тысяч, а не за 100?” Это произвело на меня, как бы вам сказать, не то чтобы плохое впечатление, но как-то неправильно это начиналось.
А: Это очень провинциальный вопрос.
П: Кстати, когда Гусинский еще был хозяином НТВ, он пригласил меня на ужин и спросил, не хочу ли я перейти на НТВ. Он спросил: “Сколько вы хотите?” И когда я назвал цифру, он сказал: “Нет, это много”. Я говорю: “Не устраивает – значит нет”. Он говорит: “Как же так? Я должен с вами торговаться, я же еврей”. Все-таки Боря был классом повыше, на мой взгляд.
Вернемся к разговору с Бадри. Я говорю: “Вы знаете, можно делать за 80 тысяч, конечно, но тогда есть целый ряд вещей, которые станут для нас недосягаемыми, – например, хроника, использование музыки. Это все намного дороже”. – “Ну, – говорит, – давайте попробуем”. Я говорю: “Ну давайте. Только мое условие такое, что вы мне вперед оплачиваете пять программ, чтоб я мог работать внахлест. Если нравится, вы мне еще пять, и так будем работать”. “Договорились”, – сказал он.
Я уехал в Америку, сомневаясь, что из этого что-то будет, но буквально через пять или шесть дней мой бухгалтер сообщил, что на наш счет пришло 400 тысяч. Я начал работать с восторгом, с таким удовольствием…
А: А кого вы сняли?
П: Там было кого снимать. Рэя Чарльза, например, я снял. И хозяина Virgin.
А: Ричарда Брэнсона?
П: Да-да. Отправил четыре программы – пришло опять 400 тысяч.
А: Они показывали их?
П: Нет. Мы договорились, что я сделаю по крайней мере половину, а потом их начнут показывать. Прошел еще один цикл – что-то денег нет. Но я же работаю в Америке, я снимаю помещение в Нью-Йорке, у меня работают американцы, и я понимаю, что им надо платить. Я постепенно залезаю в долги.
Начинаю звонить Борису Абрамовичу – невозможно с ним соединиться ну никак, ну ни так, ни сяк. А у меня уже долг образовался – 400 тысяч, что для меня тогда были громадные деньги. Они и сегодня немаленькие, а тогда были громадные. Вообще я был в отчаянии.
В конце концов я все-таки к нему пробился. И он мне сказал: “Владимир Владимирович, понимаете, нет денег больше”. – “Как нет денег?” – “Ну вот нет денег, и всё тут, понимаете”.
А: Какой это был год?
П: 1996-й. Я понимал, что мне придется продать свою квартиру в Нью-Йорке: мне же надо заплатить этим людям, иначе они по судам затаскают. У моей жены был настоящий нервный срыв. И я решил, что у меня нет иного выхода, кроме как поехать в Москву и получить хотя бы эти 400 тысяч, которые он мне должен.
Я поехал. Через секретаря мне было сказано, что встреча будет в 12 ночи в доме приемов ЛогоВАЗа. Мне потом сказали, что в те годы за такие деньги могли и кокнуть. Ну, не знаю… Во всяком случае, я ничего не боялся.
Приехал в ЛогоВАЗ. Меня ждали, отвели в какую-то комнату, я там посидел, пока не появились вместе Борис и Бадри. Борис сразу стал, как говорят, “лечить” меня, то есть объяснять: “Понимаете, вот есть договор, а есть неформальная часть, американцы – формалисты, а вот европейцы – не формалисты…” И я ему говорю: “Борис Абрамович, меня все это очень мало интересует. У нас с вами есть подписанный договор на 39 программ. Я мог бы подать в суд на вас, но я понимаю, что это было бы долго и нудно, и неизвестно, чем бы кончилось. Но 400 тысяч вы мне должны отдать немедленно”. Он посмотрел на Бадри и сказал: “Ну, Бадри, что ты думаешь?” И Бадри сказал – я не знаю, было это отрепетировано или нет: “Ты знаешь, Боря, он прав, ему надо вернуть эти деньги”.
