А: Когда он начал атаковать Коха и Чубайса?
Г: Да. Вы вместе с ними не смогли тогда взять “Связьинвест”, и он достался Потанину.
А: Да, мы были партнерами. А ты оказался по другую сторону?
Г: Получилось так, что я перед назначением Бори Немцова в начале 1997 года выпустил его книжку “Провинциал”. Мне очень нравился Борис, и тут он становится первым вице-премьером. У нас уже готова книжка, мы ее выпускаем, и я начинаю общаться с Борисом. Он, конечно, привлекал своей безбашенностью и при этом математической организованностью. Я помню, как он мне в деталях рассказывал, как ходил докладывать Черномырдину про “Трансрейл”, офшор Аксененко, через который шли все зарубежные платежи.
Боря курировал транспорт и энергетику. Он говорит: “Я не понимаю, что делать. Я пошел к Черномырдину, рассказываю ему, что все зарубежные перевозки через территорию Российской Федерации оплачиваются компанией в Швейцарии под названием “Трансрейл”, которой управляет сын министра. А Черномырдин сказал: «Так нам и надо»”.
Еще Боря рассказывал историю о том, как он пошел на первый доклад к Борису Николаевичу и рассказал ему про то, что происходит с “Газпромом”. Борис Николаевич сильно напрягся. Долго не мог прореагировать. Потом говорит: “А что у вас в личном плане?” – “Все хорошо. Квартиру дали. Единственная проблема: не можем ни в школу попасть, ни в поликлинику”. – “Почему?” – “Не прописывает Лужков”. – “Соедините меня с Юрием Михайловичем”. – “Юрий Михайлович на проводе”. – “Юрий Михайлович! Мелко и недостойно”, – говорит Борис Николаевич Ельцин и кладет трубку. Бедный Немцов говорит: “Борис Николаевич, а как же он узнает, о чем вы говорили?” – “Он сейчас потратит два часа на то, чтобы узнать, кто у меня. Все поймет”.
А: Но давай вернемся к “делу писателей”.
Г: Конец 1997 года, “дело писателей”. У Чубайса, если помнишь, был такой парень, который вместе с Лисовским пострадал
[139], – Аркаша Евстафьев. Он приезжает и говорит: “У нас большая проблема”. Рассказывает проблему, что подписан контракт, аванс выплачен через структуры Потанина. И оказывается, что деньги лежали у Гусинского в банке и что Гусинский начинает атаку. Что-то нужно придумать.
Я говорю: “В принципе, можем придумать, мне нужно глубже в это вникнуть”. И я начинаю готовить контрнаступление: пишу, обзваниваю друзей, зарубежных издателей, составляю презентацию новой книги об истории приватизации в России. Пишу синопсис, рассылаю, спрашиваю, сколько это может стоить. В ответ идут цифры, близкие к шести нолям. И я даю сообщение на Reuters, что российское издательство “Вагриус”
[140] готовит книжку об истории приватизации в России, что там уже выданы большие авансы и ожидаются большие гонорары.
И вот обычный звонок: “Вов, привет. Это Борис. Ты мог бы ко мне заехать?” Это был ноябрь. В этот день
[141] подали в отставку Бойко и Мостовой.
Я приезжаю в ЛогоВАЗ. Меня проводят в столовую. Я сажусь, и входит “большая четверка”: Боря, Бадри, Гусинский и Невзлин.
А: И Невзлин?!
Г: И Невзлин. Я: “Опа. Здрасьте”.
Начинает Боря, деликатно, интеллигентно, как старый товарищ: “Вов, ты чего делаешь”? – “В каком смысле?” – “Ты с кем?” Я ему говорю: “Борь, давайте поконкретнее”.
Вступает Гусинский: “Ты понимаешь, что мы тебя сейчас замочим?!” Ну и так далее. В общем, бандитский такой разговор. Бадри, нужно отдать ему должное, пытается его сдерживать.
С Невзлиным мы были шапочно знакомы. Он тогда был замгендиректора ТАСС. Он вбегает и кричит: “Бойко подал в отставку!” А в приемной, где бар, ожидали Доренко, Киселев и Венедиктов. То есть по сценарию мою тушку должны были отдать им на растерзание. Я должен был обличать Чубайса и компанию.
Ты же понимаешь, что это “нет”. Я говорю: “Ребята, для меня эта книга – бизнес. Мне очень интересно. Мы заработаем кучу денег”. Боря: “Тебе что нужно? Подарить тебе пару типографий?” Я говорю: “Не надо”. – “Ты понимаешь, что ты сейчас рушишь в принципе всю конструкцию?”
Я говорю: “Это вы рушите. Я против этой конструкции. Вы расшатываете лодку. Это приличные люди, высокообразованные, с высочайшим IQ, которые сидят и занимаются делами правительства. Они мне очень нравятся. Поэтому я не ваш сторонник”.
А Гусинский все время вскакивает: “Да мы тебя, да мы тебя!” Это все продолжается довольно долго. Но Боря же все-таки дипломат, он пытается найти какой-то ход: “Ну, хорошо. А скажи мне, сколько вы заплатите Чубайсу?” Я говорю: “В смысле? Мы им заплатим все зарубежные гонорары, оставим себе только проценты”. – “А за русское издание будете платить? Сколько?” Я говорю: “Аванс тысяч 10, а потом – сколько они заработают”. – “Ну хорошо, ты можешь всю эту раскладку сказать под камеру?” Я говорю: “В принципе, да, честное интервью могу дать”. “Да что с ним разговаривать!” – вступает Гусинский. Бадри молчал все время, только говорил: “Володь, Володь…” Невзлин вбегал, потирая ручки, кричал: “Там Казаков подал в отставку, Мостовой подал в отставку!”
И тогда, если ты помнишь, я поехал к тебе.
А: Не помню.
Г: Я вышел из ЛогоВАЗа, позвонил тебе и говорю: “Петь, мне нужно срочно с тобой встретиться”. И рассказываю эту историю. Ты, не дослушав ее до конца, набираешь номер Бори и говоришь: “Борь, вы что делаете?!” Боря тебя как-то успокаивает. Ты кладешь трубку и говоришь: “Никакого физического насилия не будет. Можешь идти спокойно”.
А: Успокоил?
Г: Ну как-то относительно успокоил.
А: Мы действительно были между двух огней. Эмоционально и я, и Фридман были полностью на стороне Чубайса, Немцова, Коха. Мы, естественно, были заинтересованы, чтобы наш консорциум выиграл, но совершенно не заинтересованы в отставке правительства. Ты говоришь, что угрожал в основном Гусинский?
Г: Гусинский через стол схватил меня за пуговицу пиджака и шипящим голосом сказал: “В тебе есть еврейская кровь, ты понимаешь?! Либо ты с нами, либо мы тебя замочим”. Он был все-таки очень эмоциональным.
А: Ты испугался или нет?
Г: Я сильно испугался. Мне нужно было с кем-то поговорить. Понятно, что с Лисовским вряд ли. Я поехал к тебе, поскольку мы у тебя дома несколько раз ужинали с Борей и с Гусинским. Мне казалось, что ты можешь помочь.
