А: Американки?
Г: В основном да. Ну ты понимаешь, они же только на фотографиях красивые.
А: Такая полночная жизнь: песни, одежда, яхты. Очень естественный этап первоначального накопления.
Г: Познание мира, познание жизни. Ни владение иностранным языком, ни чтение книг не давало возможности делать это каким-то рациональным, цивилизованным способом. Поэтому все это, естественно, отдавало арабским востоком.
А: Ты сам сказал, что мы пришли, вообще ничего не зная. Березовский в 1995 году не знал, кто такой Мердок.
Г: Ему была интересна эта тема, мы несколько раз к ней возвращались. Я ему рассказывал про Максвелла, как я с ним встречался. Я ему рассказал про Берлускони, он же тогда еще не был премьером. Как он подмял под себя канал, как продвинул возможность частного первого канала в Италии, как он получил издательство Mondadori. Боре это было интересно.
А: На мой взгляд, Березовский и Жечков с разных сторон характеризовали высший, наиболее обеспеченный слой новорусских в Москве в 90-е годы.
Г: Наверное, да. Авантюрностью, безбашенностью, бесшабашностью, самолюбованием. Это их сильно сближало. Они друг к другу очень хорошо относились, даже не ревновали к популярности друг друга. Боря все-таки больше считал себя скорее политическим аналитиком.
А: Каждый из них был о себе такого высокого мнения, что ревновать было ниже их достоинства. Боря действительно считал, что он совсем особенный. Володя, по-моему, тоже.
Г: Володя все-таки немножко сохранял в себе способность к самокритике, хотя она улетучивалась с каждым новым миллионом. Но какие-то комплексы сидели внутри. Один из комплексов – что ему не давали петь. Почему он начал петь? Потому что жена, друзья, все говорили: “У тебя ни голоса, ни слуха”. Надо было разбогатеть, чтобы всем доказать обратное.
Время было забавное по меньшей мере. Может быть, потому, что мы просто были молодые.
А: Я как раз сейчас подумал: для нас это были, безусловно, лучшие годы жизни. И я пытаюсь понять: действительно ли это было такое замечательное время или просто мы молодые были?
Г: Ты знаешь, я много над этим думал. Конечно, была необыкновенная полетность. Вот это ощущение, что все каким-то образом хорошо разрешится. Может быть, сказывался недостаток информации о том, что реально происходило в стране, неверная оценка возможности выхода на какой-то другой уровень цивилизационного развития. Не с чем было сравнивать. С кем мы себя сравнивали? Могли сравнить с Польшей, как та прошла реформы и что получилось. С Чехией, где это все было удачнее. Но это мононации. Помнишь, я выпускал книгу Гайдара, в “Вагриусе” выходила? “Дни поражений и побед”
[143]? Понимаешь, вы же реально шли в темноте.
А: Мы что-то знали, но, конечно, недостаточно. Многое понять было неоткуда.
Г: Поэтому эпоха сложилась так, как она сложилась. И Березовский был одним из ярчайших ее символов.
Сергей Доренко
(продолжение разговора)
Чувство крови
А: Помнишь сюжет про “Связьинвест”? Там они уже были вместе – Гусинский и Березовский.
Д: Должен сказать, что во всех войнах, и в особенности в “Связьинвесте”, я не знал деталей.
А: На самом деле сюжет был простой. Была концепция Чубайса – я считаю, глубоко порочная – раздача собственности. Распределение ее по каким-то заслугам. Мы, “Альфа”, всегда были противниками этого. Апогеем этой истории были залоговые аукционы, но в принципе “Связьинвест” был продолжением. Гусинский считал, что “Связьинвест” скорее делили, чем покупали. В какой-то момент Потанин обещал в этом не участвовать и отдать все Гусинскому. Но Потанин говорил, что ему невозможно просто так уйти, потому что он обещал Соросу. Поэтому была достигнута договоренность, что конкурс будет проведен.
Д: И он проиграет прямо там.
А: Цифра была обговорена, переговоры вел Гусинский. И когда мы дали свою цифру, Потанин, который должен был дать меньше, дал чуть-чуть больше и выиграл. Обманул. Была устроена встреча с Чубайсом. Вот как по телевизору показывают бандитские сходки с авторитетами – это была такая олигархическая сходка, где все приехали в московскую мэрию к Гусинскому. Были представители всех кланов – Ходорковский, Невзлин, Потанин, Малкин, Смоленский и так далее. Кончилось это скандалом. Потанин сказал, что ничего не отдаст, Чубайс его, в общем, поддержал. Вокруг этого сложилась такая большая война.
Д: И я врезал тогда.
А: Михаил Фридман не выдержал накала страстей и, высказав все Потанину, уехал. Я остался нас представлять. Там уже начались серьезные оскорбления, это была единственная открытая сцена с выяснением отношений. Потому что, в общем, олигархи были люди сдержанные.
Д: Это правда.
А: Там впрямую говорилось, кто что о ком думал. После чего мы с Борисом спустились к Гусинскому, и Гусинский стал раздавать прямые команды Малашенко, Жене Киселеву о том, что надо делать с Потаниным, с Чубайсом и с Немцовым. В этот момент началась война. И кончилось это все “делом писателей”.
Д: Я очень активно участвовал.
А: Просто напоминаю тебе эту историю. Чубайс был в этом деле не слишком виноват, он действительно пытался отстраниться. Другое дело, что он задавал правила игры, но, задав эти правила, он пытался действовать абсолютно нейтрально. Он не играл на Потанина, и он не играл на Гусинского.
Д: Ему пеняли, что он куда-то ездил во Францию, где клялся и руки жал…
А: У Чубайса всегда была такая позиция, что, с одной стороны, он задавал правила, которые предоставляли возможность нечестно играть. С другой стороны, сам он пытался при этом остаться честным. Совершенно иррациональной была эта атака на Чубайса и Немцова, в которой мы никак, конечно, не участвовали. Они, безусловно, в тот момент олицетворяли прогрессивное начало. Мне кажется, ты на этом деле стал совсем знаменитым.
Д: Ну, наверное… Хотя на самом деле я очень хорошо помню свою встречу с Тяжловым, губернатором Подмосковья, в 1996 году, когда он мне пел, показывал свои песни, когда мы выпивали в кабинете, ныне принадлежащем Володину
[144]. И он был в восторге от того, что в 1996 году я впервые опубликовал расследование испанских социалистов о “Циклопе” Церетели в Марбелье
[145]. И Тяжлов был так рад, что он просто меня чуть ли не на руках носил. То есть уже в 1996 году моя слава началась. А тут “Связьинвест”, мне несут всякие компроматы…
