Евдокия была счастлива тем, что умела получать от жизни пусть не все, пусть поношенное, подгнившее, облетевшее, с жучками и плесенью, но зато бесплатно. Зарплата, полученная утром от хозяек, лежала в сумке целехонькая.
И только одного не получалось у Евдокии заполучить на халяву – неземную любовь, о которой ей так мечталось. Мечталось редко, как правило, раз в году, вот именно в такое время, когда весна настойчиво зарождалась в недрах хмурой московской зимы. Когда до Восьмого марта оставалось недели две и все, все вокруг ждали обновления и любви – даже старушки на лавочках, даже бездомные больные собаки.
– О, господи, – вздохнула Евдокия и, повернувшись к водителю, строго спросила: – И отчего вы ездите на такой развалюхе? Неужели не можете позволить себе нормальную иномарку?
Совершенно неожиданно у водителя оказался изысканно-чеканный профиль кавказского замеса, черный шлем роскошно-густых волос и пронзительно-голубые глаза.
У Дуськи сердце ухнуло вниз, и она ох как пожалела, что на ней три халявные юбки и одни брюки из «секонда», от которых она казалась на три размера толще; что из сумки несет подгнившими яблоками, а с ободранного букета лезут к ней на подол черные маленькие жучки…
– Пристегнитесь, гражданочка, – сухо попросил знойный водитель. – И приготовьте денежки за проезд. Вот перестану халявщиков возить, глядишь, и на новый автомобиль наскребу.
«Накрылась зарплата, – тоскливо подумала Евдокия. – Минус как минимум сто рублей. Нет, ну какой красавчик! Знала бы, что встречу такого, с утра бы накрасилась и хозяйкиными духами надухарилась! А может, он и не красавчик вовсе? Может, это весна по жилам гормоны пустила?!» – попробовала образумить она себя. Но сердце не вняло разуму, оно так и осталось в желудке, дыхание сперло от предвкушения любви, счастья и обновления. А ведь Дуська не была ни древней старухой, ни бездомной больной собакой, Дуське исполнилось всего тридцать два года, и в ее жилах, подгоняемая весной и гормонами, текла молодая горячая кровь.
– В милиции обещали завести уголовное дело! Они говорят, что во всем разберутся! Может быть… разберутся. Но когда это будет?! Сколько времени пройдет? Фирма «Юпитер» как в воду канула! Офис закрыт. Где дирекция и риелторы, никто понятия не имеет! Ужас! Нора, как я могла так вляпаться?! Как?! Почему я?! Эта оксфордская скотина завезла в мою квартиру свою мебель, свои ковры, свою посуду и свою бытовую технику! Он за свой счет поставил вторую дверь и застеклил балкон! Мои вещи растворились в его хламе, как… чайная ложка сахара в тонне песка! Мое присутствие в квартире почти незаметно! Он чувствует себя полным хозяином! Я мечтала, что в моей квартире будет много пустого пространства, много света и воздуха, а теперь там все заставлено, утыкано и… уделано!!! Он кухню со встроенной техникой заказал! Мой стеклянный столик стоит у окна, я завтракаю, как сиротинушка, пристроившись на кончике стула, готовлю украдкой, мой холодильник вытеснен в коридор. Плетеная мебель-«прихожая», которую мне делали на заказ, стоит в комнате, где я ючусь, вперемешку со спальным гарнитуром, стенкой и мягкой мебелью!! У-у-у, Норка, кажется, я убью его! Он храпит по ночам, жрет мои продукты, моется моим мылом, ворует туалетную бумагу и десять раз на дню драит пол, потому что любит ходить босиком! Он нигде не работает и целыми днями торчит дома, потому что, видите ли, решил отдохнуть после десяти лет беспробудной пахоты! Мне пришлось вызвать слесаря и врезать замок в дверь своей комнаты, чтобы он не вздумал рыться в моих вещах, пока я на работе! Я ненавижу его, Норка! Мы живем в квартире всего несколько дней, а я чувствую, что готова подсыпать яду в продукты, которые он ворует!
Дина рыдала на рабочем столе, заливая слезами рукопись молодого даровитого автора, которую следовало отредактировать и отдать на верстку еще позавчера.
Нора сидела напротив нее, отрешенно кивала и, постукивая длинными ногтями по столу, о чем-то сосредоточенно думала.
– Норка, ты слышишь меня?! – обиженно окликнула ее Дина.
Нора была ее сослуживицей и подругой – блондинкой, красавицей, а главное, умницей, что при первых двух качествах практически невозможно. – Эй, Норка, я душу тебе изливаю, а ты… – Дина отшвырнула намокшую рукопись даровитого автора на пол, выхватила из сумки платок и неинтеллигентно высморкалась.
– Динка, меня Тарасов бросил, – бесцветным голосом произнесла Нора, глядя в далекую точку за окном и продолжая тарабанить по столу ногтями.
Дина застыла с открытым ртом и платком у носа.
– Как… бросил? – не поняла она.
Любовь Норы Кравцовой и Лехи Тарасова была незыблема, как мироздание, как смена времен года.
Она зародилась в детстве, длилась все школьные годы и не требовала никакого официального подтверждения в загсе, когда детские и юношеские годы прошли. Было решено сначала получить образование, сделать карьеру, встать на ноги, укрепиться материально, а потом уже идти в загс, обзаводиться детьми, строить дом и семейные отношения. Кравцова и Тарасов жили со своими родителями, работали в одном издательстве, встречались часто, но без удручающей страсти и неправильной надоедливости. Они не торопили события, потому что были друг в друге уверены так же, как в том, что утром случится восход, а вечером – закат.
Их спокойные, надежные, нежные, постоянные, без передряг и излишних страстей отношения являлись для окружающих красивым примером того, что настоящая любовь существует.
И что там потеря какой-то квартиры на Арбате по сравнению с крахом такой любви!
Дина судорожно всхлипнула и залилась новым потоком слез.
– Как бросил?! Норка… может, он в командировку уехал?! В длительную?!
– Ага, в командировку, – усмехнулась Нора. – В другую жизнь. Пришел вчера вечером и сказал, что наши отношения себя изжили. Что они износились, как старое пальто. Что мода изменилась, мир изменился, а мы все носим старую детскую кольчужку, из которой давно уже выросли… Мы не должны жениться, потому что давно стали просто добрыми друзьями и почти родственниками, потому что он встретил, наконец, человека, с которым почти теряет сознание от страсти и ощущения чего-то неизведанного, нового и прекрасного…
– Что, так и сказал?.. – поразилась Дина напыщенному тексту, которым страдали, как правило, только молодые даровитые литераторы, которых она мучительно редактировала.
– Да, примерно так.
– И… кто этот человек, с которым Тарасов собирается идти к новому и прекрасному?
– Не знаю, – отрешенно сказала Нора, по-прежнему изучая за окном далекую точку. – Но Ленка из отдела фантастики несколько раз видела Тарасова в обществе дочки нашего генерального. Дочке девятнадцать лет, она страшна, как атомная война, и смотрит на Тарасова, как кошка на пятнадцатипроцентную сметану.
Ленка из отдела фантастики слыла большой сплетницей, но, как правило, все ее сплетни соответствовали действительности.
– Этого не может быть, – прошептала Дина. – Это так низко, так пошло, что такого просто не может быть!!!
