1972 год… Мой будущий муж собирается ехать поступать в институт в Москве. На руках — справка из сельсовета! Она подтверждает, что колхоз не против его учебы. Уже полвека власти «трудового народа», а тот все живет, отрабатывая месячину и получая трудодни. Современная молодежь может себе такое представить? Эй, ребята, вы все еще верите в «развитой социализм»?
Кормится же деревня с личного хозяйства, которому и название-то дали совершенно хамское — подсобное, чтобы колхозу подсобить. Не ему же заботиться, чтобы колхозник не подох с голоду. За размерами подсобного хозяйства следят строго, чтоб, не дай бог, колхозник ненароком не разбогател. Если в семье с дюжину человек, то вторую корову разрешат, у остальных отбирают. И это не годы продразверстки, а «развитой социализм»!
Денег не платили, зато налоги собирали исправно. В 1950-1970-х деревня платила государственный сельскохозяйственный налог и кучу местных — на ловлю рыбы, на постройки, на поголовье скота, на все транспортные средства вплоть до велосипедов и еще разовые сборы на колхозных рынках. Размер налога на личное подсобное хозяйство был на 100% больше налога на колхозников. Но и это не все: «…почти каждая семья в деревне всегда подвергалась и самообложению, которое, в отличие от налогов, являлось добровольным сбором»
[51]. Решения принимались общим собранием селения, деньги шли на ремонт дорог, школ, больниц и клубов.
Налоги на доходы от подсобного хозяйства собирали раньше, чем они возникали. С каждой яблони, с каждой головы птицы, с каждой свиньи. Со всего, что чисто теоретически может помочь человеку произвести доход. «Бог терпел, и нам велел терпеть» — так, по рассказам моей свекрови из Орловской области, сказали ее односельчане, когда в 1960-х узнали, что пришло решение брать налог с каждой яблони. И они пошли их рубить. За ночь в деревне не осталось ни одного яблоневого сада.
Рубили не только возможности людей добывать для себя деньги, убивали их потребность зарабатывать. Сегодня 30-летний внук моей покойной свекрови отбывает по восемь часов ничегонеделанья в райвоенкомате, получая гроши, но никуда не рвется. В сознании большой части народа прочно засело убеждение, что деньги растут-таки на деревьях, только обычному человеку до них не дотянуться. Может, на тех самых, срубленных, они и росли, теперь-то уже не проверить…
Это и есть внутренняя колонизация: деревня, то есть колония, оплачивала жизнь метрополии — закладку флагманов промышленности и жизнь городов-витрин. Оплачивала не только белые булки, праздничные демонстрации, которые кочевали по экранам в журналах «Новости дня», но — уже вместе с рабочими флагманов — и достижения в области балета, атомную бомбу, полеты в космос. Эти достижения были реальными, невероятно впечатляющими, если не принимать в расчет уплаченную за них цену. Но они оставались парадными экспонатами витрины, демонстрируя величие страны, где в деревне и тысячах мелких городков не было ни сортиров, ни порой даже электричества…
За фасадом ревущей индустриализации
Создание поражающей своей мощью индустрии, причем в ошеломительно короткие сроки — за три довоенные пятилетки, — сверхзадача. Доказать всему миру, что страна стала суперпередовой. Обогнать по объему промышленности Америку. В стране, которая в очередной раз пустилась в догонялки, вопрос стоял именно так.
Денег, добытых грабежом деревни, на это хватить не могло. Но экспортировать нефть, алмазы, другие сырьевые товары страна могла тогда в очень скромных размерах. Лишь к началу Великой Отечественной доля нефти достигла 22% в общем объеме экспорта. Ведь для добычи и переработки сырья уже требовалась развитая промышленность и транспортная инфраструктура. Откуда же еще брались деньги?
У городского населения с дореволюционных времен осталось приличное количество золота и драгоценной ювелирки — считается, что около 250 млн золотых рублей. В стране открываются торгсины — более 300 магазинов, торгующих якобы с иностранцами, продавая им за валюту деликатесы и элитный ширпотреб. Но и простым советским гражданам путь туда не был заказан. Ради того, чтобы купить просто нормальной еды, которой не было в обычных магазинах, люди несли в торгсины фамильное серебро, бабушкины сережки, мамины свадебные бриллианты. Торгсины существовали в 1932-1936 годах. Всего четыре года потребовалось для того, чтобы вытянуть из населения личные ценности.
Это капля в море, хоть и не лишняя. Где же еще взять денег? Придумали займы у населения. А что, клевая штука — каждый обязан купить облигации займа, который замутило государство, сначала раз, через пару лет еще раз, потом еще один заем. Сколько облигаций пропало в войну, погибло вместе с владельцами, изъято при арестах!.. А те, что люди умудрились сохранить, были погашены. Конечно, а как же иначе, раз народное государство обещало вернуть народу долг. Займы начали погашаться в 1960-х, при Хрущеве. Нормально, да? Людей, имевших по одному пальто и по одной паре туфель, заставляли давать государству кредиты на 30 лет.
И все равно не хватает! Включается печатный станок. За две первые пятилетки денег нарисовали вдвое больше, чем стоил весь объем товаров потребления народа. Значит, инфляция. Подождите! При социализме не бывает инфляции — так утверждали создатели политэкономии социализма. Ну, значит, ее и не было, просто цены чуток подросли. А потом еще чуток, и еще… Хотелось всего и сразу. Большого перелома, огромного скачка. Как в передовой Америке, только круче.
«Русские были одержимы идеей кнопки» — это из уже цитированной тут книги М. Давыдова. Поставить коробки заводов, завезти в них импортное оборудование, нажать кнопку… И все закрутится, как в Америке, где, собственно, партийная и хозяйственная номенклатура страны и насмотрелась на конвейеры.
Вбухивали колоссальные средства в коробки заводов, завозили поточные линии из-за границы, чтобы тут же с них поехали трактора на колхозные нивы и грузовики, груженные металлом. «Нет таких крепостей, которые не могут взять большевики!»
«А включаешь — не работает!» — это Жванецкий. В первые две пятилетки удалось запустить в основном то, что осталось от хозяйства дореволюционных русских промышленников. Завод АМО, один из флагманов индустрии, позже переименованный в ЗИЛ, заложен в 1916 году на деньги Русского автомобильного общества. Это в основном деньги Рябушинского. Заработал завод в конце 1920-х. Тогда же якобы был построен завод «Электросталь», который на самом деле был создан в 1914 году и обеспечивал русскую армию боеприпасами во время Первой мировой. Флагман питерской промышленности — Кировский тракторный — был до революции Путиловским заводом, как мы уже знаем. Даже главная гордость тех лет, первая ветка московского метро от Сокольников до парка Горького, а вслед за ней еще две ветки были построены по чертежам, созданным еще в 1910-1913 годах, уже весной 1914 была подготовлена площадка для первого депо сегодняшней «красной ветки» и были завезены материалы.
Работал автомобильный завод «Руссо-Балт», национализированный у русско-французских промышленников. После революции его переделали в бронетанковый завод и отдали в концессию… немецкой фирме Junkers. Той самой, что производила «юнкерсы» — транспортные самолеты, истребители и бомбардировщики, которые потом исправно утюжили ковровыми бомбардировками наши города. Ударно работали горнорудные шахты и металлургические производства Донбасса. Только не забудем, что создал их Джон Хьюз из Уэльса, построив для рабочих шахт и завода городишко, названный потом Юзовкой. А когда потенциал, наработанный русскими промышленниками, уже был прибран к рукам и выдан за достижения Великого строя, дальше дело двигалось вперед в основном мозгами иностранцев и руками заключенных. И двигалось из рук вон плохо.
