Важнее другое, из-за чего сердце у россиян не болит. В России начала 1990-х взялись приватизировать все — так народу и пообещав. Государственные активы были не способны генерить деньги и наполнять прилавки товарами для населения. Каждому предприятию требовался хозяин. Конкретный человек или группа акционеров, которые принялись бы поднимать лежащие на боку предприятия, чистить их активы, ставить управление с головы на ноги. Иными словами, нужен был капиталист, который, получив этот первоначальный капитал, пусть и несправедливо, занялся бы накоплением уже не первоначальным, а капиталистическим.
В 1990-х государство приватизировало дай бог если половину активов. И решило, что хватит. Поэтому с первоначальным накоплением капитала ту приватизацию даже сравнивать смешно. Так, эпизод. Более того, он никак не объясняет, откуда изначально взялись активы, которые тогда решили превратить в капитал. И откуда остальное добро, которое в капитал так и не превратили. Короче, откуда у государства взялась вся его собственность? Вот где тайна! Или секрет Полишинеля. Все зависит от того, насколько пристально смотреть на «особый путь» развития периода Великого строя. И еще вопросик на сладкое: а что теперь-то должно стать с остальным, еще не приватизированным добром? Закончился ли у нас процесс первоначального накопления? Навряд ли… И это отдельная тайна.
Но сначала о том, как это было «у них». О леденящих душу историях в 24-й главе первого тома Das Kapital. Маркс и тут глядел в корень.
Роды — дело грязное и кровавое
В чем тайна? В том, что у Маркса мы видели, как «деньги превращаются в капитал, как капитал производит прибавочную стоимость и как за счет прибавочной стоимости увеличивается капитал». Но накопление капитала уже предполагает существование капиталистического производства. Выходит, что все вращается в порочном кругу. Выбраться из него можно, лишь предположив, продолжает Маркс, «что капиталистическому накоплению предшествовало накопление "первоначальное" (previous accumulation, по А. Смиту)»
[99]. То есть накопление, которое является не результатом работы капитала, а его исходным пунктом. И «методы первоначального накопления — все, что угодно, только не идиллия»
[100].
Тянулось первоначальное накопление с XVI века: «Массы людей… насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация земли у сельскохозяйственного производителя, крестьянина, составляет основу всего процесса. Ее история в различных странах имеет различную окраску, проходит различные фазы в различном порядке и в различные исторические эпохи»
[101].
В Англии после отмены крепостного права на землях лордов, бывших феодалов, трудились крестьяне, что-то отстегивая владельцам земли. Лорды сообразили, что собственное разведение баранов и продажа их шерсти гораздо выгоднее, чем крестьянское землепашество, — спрос на шерсть в мире был сумасшедший. «Превращение пашни в пастбище для овец стало лозунгом феодалов»
[102]. При Вильгельме Оранском, то есть в XVI веке, государственные и церковные земли отдавали в дар или продавали за бесценок нарождающейся буржуазии. Государство быстро смекнуло, что с буржуазии можно собирать гораздо больше налогов, чем с церковников. Но городские мануфактуры еще были не в состоянии поглотить всех согнанных с земель крестьян, те превращались в нищих и бродяг. Королева Елизавета I объявляла их «бездельниками», сажала в тюрьмы и казнила пачками.
К тому времени торговля благодаря великим географическим открытиям уже сложилась в мировой рынок — представьте себе, сколько столетий мир шел к нынешней глобализации. Допотопный капитал — торговый и ростовщический — рвался на другие континенты. В колониях — дешевые ресурсы, редкие товары — шелк, драгоценности, пряности, на которые такой спрос в Европе. К тому же и еще один недурной товар в колониях можно добыть почти бесплатно, а у себя, в странах Северной Атлантики продать недешево — рабов… На торговле рабами выросли Ливерпуль и Амстердам. Голландцы везли рабов с Целебеса, французы — из Черной Африки. Это еще больше сокращало потребность в собственных наемных рабочих, которым надо было платить какие-никакие деньги, и в Европе по-прежнему процветало нищенство.
Особенно прибыльным был экспорт рабов в Америку. Европейские морские державы всячески поощряли работорговлю, и не только ради денег. Им было на руку узаконенное рабство «по другую сторону пруда» — Атлантического океана. На этом фоне и скрытое рабство собственных рабочих, и полурабство детей, которых обедневшие родители продавали фабрикантам в услужение, смотрелись не столь безобразно. И даже дети-трубочисты, задыхавшиеся в дымоходах…
В Америке сгоняли с земель аборигенов — индейцев, которых бритты и французы теснили все дальше на запад, а их земли осваивал капитал. По законам страны самой первой и полной демократии даже в XIX веке гражданами США считались только европейские переселенцы. Верховный суд им дал право занимать земли индейцев, которых гражданами никто не считал.
А как же тогда с обменом эквивалентов? Все Марксовы законы построены на этом справедливом принципе. К чему его байки насчет упорного производства зерна и обмена его на холсты? Эти простейшие для понимания абстрактные формы обмена товаров, денег и рабочей силы, действительно справедливые, которые создал уже сам капитал, когда он сложился.Но это не значит, писал Маркс, что исторически именно таким путем и формировался капитал: холст за холстом, копеечка к копеечке, — на это ушли бы тысячелетия. А так всего каких-то 300 лет грабежа — и вот вам капитал. Он возник исключительно из насилия. Из присвоения земель, с которых сгоняли крестьян в Европе и аборигенов Америки, из труда рабов. Кроме Диккенса, можно и «Хижину дяди Тома» вспомнить.
К 1861 году, к началу Гражданской войны в США, в стране насчитывалось 4 млн рабов. Сложно сказать, сколько в Европе было скрытых полурабов и пауперов, которые бродяжили по континенту без средств к существованию. Наверное, раза в три-четыре больше. Итого — навскидку — цена под 20 млн жизней за тяжкие роды нового строя. Если деньги «рождаются на свет с кровавым пятном на одной щеке, — пишет Маркс, —то новорожденный капитал источает кровь и грязь изо всех своих пор, с головы до пят»
[103].
В 1865 году в США закончилась Гражданская война между Севером и Югом, в которой северяне сражались за отмену рабства. Не из гуманизма, а потому что свободные наемные рабочие стали нужны северянам на их фабриках. Чуть раньше в Европе закончились промышленные революции. Только после трех веков кровопролитий появился капитал в полном смысле этого слова. Он и установил обмен эквивалентов, который требовался всем, он отказался от рабского труда, который для фабричного производства непригоден!
