Старик замолчал. Подойдя к шкафу, открыл дверцу и достал кружку. Налив в неё чаю, он взял какое-то лекарство и накапал в бокал несколько капель. Выпив, он сморщился, и поставил бокал:
– Только на аптеку вся пенсия и уходит. А что поделаешь: старость – не радость. Честно сказать: и врагу не пожелал бы такой старости. – Старик на минутку задумался, затем, уже вслух, продолжил свои размышления. – Знал бы тогда, и не цеплялся бы за жизнь, как клещ. Хотя грех это. Из всех моих товарищей из сорок первого я один и остался. Значит, за всех них и живу на белом свете. А хорошо живу или плохо – это уже не важно. Главное – живу. Может они за один день моей жизни отдали бы всё. Чую, скоро умру и те дни всё ярче, всё отчётливей в моей памяти. Вроде, только вчера всё это было. Даже всякие подробности помню. Во сне даже разговариваю с ними. Иной раз откроешь глаза – и не понимаешь: где я? В последнее время снотворное специально пью, чтобы больше спать.
Сергей сидел на стуле и внимательно слушал. Картина ушедшей войны всплывала перед ним в новом, незнакомом свете. Никаких батальных сцен, грандиозных сражений, никаких вещей знакомых ему уже давно. Старик говорил, но никого не осуждал, никого не винил, просто рассказывал о времени и о себе. Невольно, Сергей сравнил себя с этим человеком, и горькая усмешка скривила его губы, вспомнил своих знакомых, всяких говорунов, знатоков, теоретиков, которые с умными лицами рассуждали о тех временах, и делали свои безапелляционные исторические выводы. Мол, вот здесь были не правы, а тут надо было сделать так-то и так. А в целом, надо было поддаться и глядишь – цивилизованными стали бы, ели бы сосиски и пивом запивали, баварским.
– Через два дня на хутор какой-то набрели, – продолжал старик. – Мы на бугре были, кругом сосны, густой кустарник, а впереди пологий обрыв, и внизу, как на ладони, этот хуторок. Возле дома стоит немецкий бронетранспортёр и мотоцикл. Два фрица с автоматами сидят на нём, больше никого. Мы лежим, наблюдаем. Видно хорошо, а товарищ капитан в бинокль смотрит. Прошло минут пять, и из дома вышел офицер. Он что-то сказал солдатам и вновь зашёл в дом. Следом выбежала какая-то баба, зашла в сарай и снова в дом. Через минут десять она снова вышла, уже одетая, и за руку вела маленькую девочку. Та не поспевала за ней и почти бежала. Женщина, не обращая внимания на неё, торопливо шагала и вскоре скрылась за поворотом.
– За самогоном пошла в деревню, товарищ капитан, как пить дать, своего не хватило. Гудят немцы тут, как у себя дома, прям фатерланд какой-то, – угрюмо процедил Коньков.
Истомин, внимательно разглядывая хуторок, что-то просчитывал в уме. Затем, отполз назад, и подозвал нас к себе. В нашем отряде тогда было одиннадцать человек. Строго оглядев всех, приказал:
– Прокин, Таймуразов, Щерба в орудийный расчёт. Остальные со мной. Прокин всего три снаряда, так что смотри. Спустимся по тому овражку, а потом по кушарам подползём к дому. Прокин, смотри в оба, как только доползём до изгороди, сразу бей по дому, второй снаряд – по бронетранспортёру, третий по обстоятельствам, понял?
– Так точно, товарищ капитан, – весело ответил Прокин.
Капитан снял с себя бинокль и отдал Прокину:
– Вот, гляди и не торопись. Не забыл-то выучку, пока по лесам куролесил?
– Никак нет, товарищ капитан, не забыл.
– Смотри, если не попадешь – хана нам. Их там около взвода.
– Не промахнусь, товарищ капитан, не беспокойтесь.
– То-то, вроде на учениях хорошие показатели у тебя были. Лучший орудийный расчёт в части.
Капитан нагнулся и сломал ветку куста.
– Как только дойдём до изгороди. Я махну этой веткой, понял?
– Да, – серьёзно ответил Прокин.
Спустившись по оврагу, мы сразу нырнули в бурьян. Он сплошным массивом тянулся до самой изгороди с левой стороны. Трава была высокая, густая. Пригнувшись, где перебежками, где ползком, мы дошли до изгороди. Аккуратно раздвинув листья, Истомин долго и основательно разглядывал двор. Затем, приподняв ветку, слегка тряхнул. Мы замерли в тревожном ожидании. Прошло мгновение. Секунды тянулись мучительно долго. Казалось – время остановилось. И тут раздался выстрел. Капитан резко скомандовал: «Вперёд!» и мы бросились в атаку.
Когда выскочили из травы и перепрыгнули ограду, раздался оглушительный взрыв. Крыша дома провалилась, и в разные стороны полетели доски, шифер, горящие палки. Раздался второй выстрел, и бронетранспортёр задымился, а следом яркие языки огня вырвались из плотного чёрного дыма и заплясали в бешеном танце. Немцы, прикрываясь руками, бросились к дому, а затем побежали в сторону. Нападение было столь неожиданным и дерзким, что фрицы просто наложили в штаны от страха. Короткими очередями прикончили их. Прошло мгновение и из дома посыпались остальные. Спрятавшись за мотоцикл и горящий бронетранспортёр, мы открыли беглый огонь. Фашисты попадали. Дом горел. Но живых немцев там ещё хватало. Они вяло отстреливались. Прислушавшись, мы поняли. Немцы были настолько самонадеянны, что оставили своё оружие в бронетранспортёре. Только пистолет и пара автоматов время от времени стреляли из дома. Прошло минут десять или двадцать. Мы лежали, ожидая команды. «Почему молчит Прокин? Чего они медлят там? Долбанули бы по дому ещё раз и делу конец», – думали мы. Вдруг в доме взорвалась граната, другая, раздались выстрелы. Мы вскочили и бросились в атаку. Выбив дверь, ворвались во внутрь. Среди дыма и чада стояли Прокин, Таймуразов и Щерба. Они улыбались и весело смотрели на нас.
Немцы в беспорядке валялись на полу. Пожар набирал силу. Задыхаясь от дыма и прикрываясь руками от пламени, мы выскочили наружу. Дом охватил огромный столб огня. Оглядевшись, мы бросились осматривать двор и пристройки. Я перебежал двор и оказался у туалета. Дверь была закрыта. Почему-то мне показалось, что там кто-то есть. Осторожно подкравшись, дёрнул за дверцу. Передо мной на корточках в спущенных штанах сидел тощий, плюгавый фашист. Обхватив руками колени, прижавшись грудью к ногам, он, щурясь, с ужасом смотрел сквозь тонкое стекло пенсне своими близоруким, синими глазами. От удивления я раскрыл рот. Вскинув винтовку, скомандовал:
– А ну, Фриц, выходи. Чё, наложил от страха?
Дрожащими руками, натянув штаны и подняв руки, немец вышел. Подбежали бойцы:
– Смотри, немчура, в сортире решил отсидеться. Товарищ капитан, тут Некрасов немца поймал, прямо на очке, даже зад не успел подтереть. Фу, как воняет.
Все захохотали. Подошёл Истомин. Внимательно осмотрев пленного, он спросил его по-немецки. Мы ничего не поняли из этого разговора.
Старик замолчал, а затем чуть слышно, тускло добавил: «Лучше бы и не открывал её совсем».
Выслушав немца, товарищ капитан обратился к нам:
– Он из интендантской роты. Говорит, что танки генерала Гудериана уже далеко отсюда, где-то за Минском. Так что товарищи красноармейцы мы в глубоком тылу врага. Поэтому: осмотреть хутор, собрать съестное. Уходим через тридцать минут.
Собрав, что смогли – сразу двинули, пока немцы не нагрянули.
