Увлечений у него не было, друзей тоже, и когда высвобождалось свободное от работы время, он понятия не имел, куда его деть. Раньше он это время заполнял женщинами – случайными, постоянными, на худой конец, женой, а теперь... Теперь внутри что-то сломалось, перегорело, кураж пропал, азарт исчез, и интерес доказывать самому себе, что он «самый-самый» тоже без следа испарился.
Осталась усталость и равнодушие.
Четыре месяца он жил только работой. Одиночество стало болезнью, которую он не знал, чем лечить. Нет, кролик его любил. Радовался, когда он приходил домой, прыгал и тыкался мокрым носом в ладони.
Глеб подумал и заказал себе еще пятьдесят грамм коньяка.
С равнодушием надо бороться. И одиночество надо лечить. А то так и до психушки недалеко.
За соседним столиком сидела темноглазая, юная девушка. Она расстроено поглядывала то на часы, то на мобильный. Официант принес ей уже пятую чашку кофе.
Афанасьев проверил узел на галстуке, мельком глянул на свое отражение в зеркальной стене, встал и направился к девушке.
Его должен кто-то любить. Кроме кролика. Не к Моне Лизе же в самом-то деле ему возвращаться!
– Здравствуйте, – улыбнувшись, сказал он девушке. – Я холостой и небедный редактор одной известной газеты. Хотите скрасить мое одиночество на ближайшие сорок лет?
– Хочу, – засмеялась девушка. – Вы даже не представляете, как хочу!
* * *
Соседка была просто прелесть!!
Лет сорок пять, высокая, черноглазая, с ямочками на щеках.
Платье трещало у нее на груди, и на бедрах трещало, а тонкую талию перехватывал узенький поясок. Звали ее смешно и зазывно – Марийка.
Прелесть, а не соседка.
Оказывается, именно такие женщины ему нравились – яркие, дерзкие, веселые брюнетки. Просто он никогда себе в этом признавался.
Михаил Гаврилович широко улыбнулся. Теперь он все время широко улыбался, потому что рот украшали тридцать два ровных, белых, крепких зуба. И это была не какая-нибудь там вставная челюсть, а настоящая металлокерамика.
Мечта ликвидатора!
– Здрасьте, Михаил Гаврилович! – смущенно сказала Марийка и шагнула через порог в дом. На вытянутых руках она держала поднос, прикрытый белой льняной салфеткой. – А я ватрушек вот... – Она вдруг совсем смутилась и покраснела. – Но вы, наверное, ватрушки не любите...
– Люблю я ватрушки, люблю! – Михаил Гаврилович приобнял соседку и провел в комнату.
Прелесть это был, а не дом.
Просторный, светлый, в два этажа, с застекленной террасой, высоким крыльцом и ухоженным садом.
А еще этот дом находился в Крыму, в ста метрах от моря, и это было даже не из разряда мечты, а из разряда фантастики. Повезло ликвидатору. Так повезло, что думать об этом было и сладко, и страшно – вдруг очнется, проснется, и не Марийки тебе с ямочками, ни ватрушек, ни дома, ни сада, ни металлокерамических зубов на титановых штырях.
– Садись, Марийка, сейчас мы винца с твоими ватрушками выпьем. Любишь винцо?! – Михаил Гаврилович достал из буфета бутылку вина, бокалы и коробку шоколадных конфет.
– Люблю, – еще больше покраснела Марийка. Не такая уж она бойкая, смущается, как девчонка.
Какое же это блаженство, когда молодая, красивая женщина стесняется тебя, словно школьница на первом свидании!
Марийка была вдова, это он точно знал – спрашивал у Лешки-электрика. Еще Лешка сказал, что Марийка баба хоть с виду и легкомысленная, но хозяйка хорошая и на кого попало не кинется. Только на мужика с деньгами и положением.
И вот Марийка сидит у него за столом, краснеет, смущается и, кажется, строит планы.
Они выпили по бокалу бордо, потом еще по бокалу; молча, без лишних слов закусили ватрушками с мягким рассыпчатым творогом и Михаил Гаврилович пересел поближе к Марийке.
– Да ты сама, как ватрушечка, – удивляясь своей легкой развязности, сказал ликвидатор и поцеловал Марийку прямо в ямочку.
Марийка обхватила его руками за шею и прижалась своей горячей, упругой щекой к щетине.
– Я правда вам нравлюсь, Михайло Гаврилович? – прошептала она ему в ухо.
– Ты прелесть, Марийка, – ликвидатор по-хозяйски обшарил ее тугое тело руками, опять поражаясь своей крайней распущенности.
– Хочешь дом посмотреть? – спросил он Марийку.
– Ой, как хочу, – обрадовалась она.
Он провел ее по всем комнатам, показал обе гостиные, столовую, кухню, мансарду, две ванны, кладовочку, кабинет и бильярдную. Он все показал Марийке, чувствуя, как изнутри его распирает гордость.
В спальне Марийка села на широченную кровать со скульптурами ангелочков у изголовья и похлопала по матрасу руками.
– Как красиво! И как богато! Вы бывший руководящий работник, да, Михайло Гаврилович?! Или бизнесмен? Или депутат? Или... – фантазия у Марийки иссякла.
– Я просто вытянул счастливый билет, – улыбнулся Михаил Гаврилович и присел рядом с ней. Он обнял ее и уткнулся носом в горячую шею на которой пульсировала какая-то беспокойная жилка.
– Какой?! Расскажи! – потребовала Марийка, обхватив его руками за шею.
– Нет. Потом... может быть, когда-нибудь потом... Пойдешь за меня? – неожиданно сам для себя спросил ликвидатор и вдруг испугался.
С чего это он решил, что для женщин главное – деньги?
Нужно еще кое-что, с чем у него не совсем в порядке...
Говорил ему Иван, друг-геолог, когда они провернули это дельце с изумрудами: «Не зарывайся! Не теряй совести и человеческого лица. Живи скромно, чтобы не вызывать подозрений!»
Ивану большого труда, связей и времени стоило пристроить камни так, чтобы получить за них огромные деньги, не вызвав при этом интереса у правоохранительных органов. Все получилось!! Иван взял себе только тридцать процентов с тех денег, сказав: «Ты все-таки родину от радиации спас! Тебе здоровье поправлять надо. Мы все тебе жизнью обязаны».
Он был человек, этот Иван. Человечище! Хоть и с очень подозрительными связями в криминальных кругах.
Михаил Гаврилович продал в Москве комнату в коммуналке, «Жигули», гараж, и уехал в Крым, где провел свое детство, где были похоронены его родители.
– Так пойдешь? – дрогнувшим голосом переспросил он Марийку, заглянув в ее черные, как южная ночь, глаза.
– А то! – жарко прошептала Марийка, теснее прижимаясь к нему. – Конечно пойду!
– Только я этот... ну, чернобылец бывший. Ликвидатор, в общем. Здоровье у меня не очень и все такое...
– Нет ничего такого, что не решается, если у человека есть деньги, – Марийка повалила его на кровать, к ангелочкам.
