– А как же та девушка, которой ты собирался делать предложение?
– А никак. Она обиделась, что я не пришел, и в отместку стала встречаться с моим приятелем. Разве нужна такая девушка?
– Нет, не нужна.
– Ты не такая.
– Да, не такая, – согласилась Таня. – Я клуша, которая смотрит своему мужу в рот, стирает его носки и трусы, утром подскакивает пораньше, чтобы приготовить горячий завтрак и боится потратить на себя лишнюю копейку. Такая, как я никогда не закрутит в отместку роман с приятелем. Такая как я спрячет себя под безликой одеждой и никогда не рискнет проверить, реагирует ли на нее кто-нибудь кроме мужа. Именно поэтому ты готов тайком обвенчаться со мной в захолустной церквушке, не спросив благословения маменьки? Потому что второй такой дуры на свете нет?!
– Нет.
– Мог бы ответить не так двусмысленно.
Они уже не топтались, а стояли друг против друга, их пихала, толкала пляшущая толпа, слова заглушал рев музыки.
– Не смей больше присылать мне цветы!
– Ты хочешь лишить заработка Клавдию Ивановну с первого этажа?
– Что значит «лишить заработка»?!
– А то и значит, что розы, которые ты швыряешь с балкона, она собирает и продает за углом по сто рублей за штуку. Хорошая прибавка к пенсии! Бабка не верит своему счастью.
– Ты следил за мной?!!
– Я следил за Клавдией Ивановной.
Таня тоскливо огляделась вокруг. Дискотечные часы над дверью показывали первый час ночи. Хмель покидал тело, улетучивался из головы.
«Завтра уже началось, – подумала Таня. – Пора начинать его ненавидеть». Скоро платье превратится в гнилые капустные листья, «Хаммер» в занюханный «Запорожец», а добрый фей, он же – принц, он же – Флек, станет гнусным злодеем. Когда время переваливает за полночь, нужно драпать, роняя тапки – это знают даже девчонки.
Флек молчал, смотрел на нее сверху вниз, в его глазах бесились блики прожекторов и казалось, что его взгляд мечет веселые молнии. Где-то сбоку прыгал, мелькал оранжевый батник, юная пассия Глеба не без удовольствия снимала свой стресс.
В зал вошла бледная как мел Сычева. Мобильник болтался у нее на груди.
– Я от тебя не отстану, – сказал Флек. – И если твоего муженька еще не убили, я сам его грохну, чтобы не путался у меня под ногами.
– Ты легковесный, самовлюбленный, пустой человечек. Иди проспись! – как можно презрительнее сказала Таня и направилась к Сычевой. По дороге она под локоть зацепила Татьяну и потащила ее за собой.
* * *
– Мне позвонила хозяйка... – выпучив глаза, сказала Сычева, когда они вышли в холл.
– И что? – спросила Татьяна, чувствуя, как сердце падает вниз.
– Она стала орать на меня! Вопила, что я отвечу за тот разгром, который учинила в квартире. У хозяйки есть свой ключ и она периодически наведывается в квартиру, проверяет порядок. Она приперлась сегодня днем и увидела в квартире полный разгром! Там все перевернуто – постель, вещи, продукты выброшены из холодильника, соль, сахар, мука и крупы выпотрошены из банок прямо на пол! Все как у Павловской, и как у тебя, Тань! Только трупа, слава богу, нет! Я ведь после того как мы с дачи приехали, домой так и не заходила. С подружкой встретились, в кафе зашли, кофе пили, курили. Потом ты позвонила, в ресторан позвала.
– Кто-то знает всю подноготную Глеба, – тихо сказала Афанасьева, – Кто-то что-то ищет у всех, кого Глеб знал, с кем встречался. Нужно позвонить его маме! Они с бабкой почти не выходят из дома, как бы к ним не нагрянули гости!
– У этих гостей есть ключи! – Сычева схватила себя за щеки, как старая бабка. – Сначала они попытались проникнуть в наши квартиры ночью, когда мы спали, потом явились в наше отсутствие! Что они ищут?!
– Что-то небольшое, возможно – маленькое, раз потрошат холодильник и вытряхивают крупы из банок, – сказала Таня.
– Девки! – заорала Сычева. – Нас могут убить!! Я боюсь! Я лично домой не пойду! Шут с ними вещами, у меня там только шмотки, косметика и совсем чуть-чуть денег. Пусть себе все хозяйка квартиры забирает, я туда ни ногой!!
– И я домой не пойду, – прошептала Афанасьева. – Я тоже боюсь. Даже думать страшно, как я буду находиться в квартире, где шарился этот... господин в черных ботинках, а потом скончался там по неизвестной причине. И к маме я не могу, у нее... очень бурная личная жизнь.
– Я знаю, у кого мы поселимся, – вдруг сказала Сычева и выразительно уставилась на Татьяну.
– Это невозможно, – Татьяна попятилась. – Это никак невозможно!
– Это единственно верный выход, – отрезала Сычева. – Во-первых, втроем не так страшно. Во-вторых, тому, кто рыщет по нашим квартирам вряд ли известно, где ты сняла комнату. В-третьих... там живет еще и твоя подружка, а туда, где живут четыре визгливые женщины, никто никогда не сунется.
– Я живу в тесной кладовке! И не с подругой, а с... другом! Он из Болотного... – зачем-то добавила Татьяна, чуть не заплакав от унизительного признания.
– Ну, вешалка, ты даешь!! Ты просто монстр какой-то! Абсолютно аморальный, провинциальный монстр с этюдником и гитарой. Впрочем, это ничего не меняет. Друг так друг. Кладовка так кладовка. Другого выхода нет. Едем к тебе.
– Нет!
– Да! Где там наш Флек? Пусть его Вася на «Хаммере» отвезет нас в твою кладовку.
– Только ко мне заглянем, – попросила Таня. – Я переоденусь, приберу быстро кватриру, заберу деньги и документы. Не невестой же мне куковать в этой кладовке.
* * *
Горячий пар обжигал легкие.
Глеб снял с себя плащ, пиджак, ботинки, носки и галстук. Расстегнул ворот рубашки. Вещи он швырнул на пол.
Инга не пошутила. Мужик в зеленой шапчонке заломил ему руки и отвел назад, в сауну. Потом закрыл за ним дверь, выключил свет и через какое-то время эта обитая деревом могила стала наполняться горячим паром.
Инга никогда не шутила. Отчасти из-за этого ее качества он воспользовался тогда этим случаем – ссорой, и попытался навсегда вычеркнуть подругу детства из своей жизни.
Он всегда знал, что она сумасшедшая. И удивлялся, почему никто, кроме него об этом не догадывается. Или она была сумасшедшей только с ним, для него, в рамках той дурацкой игры, которую они затеяли а раннем детстве, будучи соседями по подъезду, а потом заигрались до семнадцати лет?.. Глебу уже надоела эта игра с какими-то идиотскими правилами, да и переехали они с мамой и бабушкой из этого дома, но Инга все звонила и приходила, и лезла со своей придуманной в детстве «страной», и тем, что он «принц», а она, соответственно – «принцесса», и что у них любовь по гроб жизни и всякая такая мура.
Нет, конечно, он воспользовался «правом первой ночи». Какой дурак им не воспользуется, особенно, если тебе только шестнадцать, прыщи на носу отравляют существование, телосложение как у Буратино, и настоящие женщины на тебя даже не смотрят? Воспользовавшись этим правом, он, конечно же, не имел в виду, что она будет первой и единственной женщиной в его жизни.
