– А-а-арсен!! Он с табуреткой! Он не смог выйти!! Я убила его!! Я погубила!!
В сарае испуганно захрюкали свиньи, куры подняли галдеж.
Внимание всей толпы было приковано к полыхающему дому и бьющейся в истерике Воеводиной.
Времени нельзя было терять ни секунды.
Прижав табуретку и связку банок к телу так, чтобы они не гремели, Глеб, стараясь не попадать в зарево пламени, двинулся к открытым воротам.
Неожиданно он запнулся о что-то мягкое, маленькое и теплое. На нем были разношенные Луизины тапки и он ощутил, как под ногами что-то шевелится. Времени нельзя было терять ни секунды, но Афанасьев нагнулся и нащупал пушистый комок с мокрым холодным носом. Под пальцами бешено билось, захлебывалось от страха, чье-то крохотное сердце.
Глеб поднес комок к глазам и увидел, что это маленький, черный крольчонок. Он дрожал у него в руке, прижав к спине уши.
Времени нельзя было терять ни секунды – вместе с кроликом Глеб выбежал за ворота.
Теперь он все равно удерет. Чего бы это ему ни стоило. Потому что спасает не только себя, а еще и это дрожащее, беспомощное существо. Если он его отсюда не заберет, то через год из шкуры крола сошьют шапку, а из мяса приготовят обед.
– Маленький, черненький, худенький, будешь Арсен, – пробормотал Глеб, прижимая к груди дрожащее тельце.
Оказалось, что в его новой жизни нужно делать добрые дела.
Оказалось, что делать их очень просто. Оказалось, что когда они сделаны, душу переполняет незнакомое и слезливое чувство гордости за себя.
Афанасьев побежал. Помчался, не чуя ног. Тапки слетели, банки гремели, табуретка больно колотила его по ногам, а у сердца билось другое маленькое сердечко. Пламя, вопли, Луиза, толпа, с каждым шагом все больше от него отдалялись. Чем дальше он убегал, тем восхитительнее становилось чувство свободы.
Кажется, он понял, как должен жить дальше.
* * *
Деревня словно вымерла, никто не попался ему на пути.
Даже собаки за заборами не брехали, очевидно, все деревенские жители побежали на пожар, а псы дрожали от страха в своих конурах.
Местное отделение милиции Глеб нашел быстро.
Покосившееся деревянное здание украшала вывеска, прочитать на которой в виду облезлости краски можно было только «или». Но Афанасьев был абсолютно уверен, что это милиция.
За заляпанной стеклянной перегородкой сидел мальчик безусый, но судя по погонам – младший лейтенант. Он пил что-то из большой кружки с надписью «Love» и увлеченно смотрел по ящику нечто чрезвычайно эротическое. Под экранные вздохи и ахи он ритмично покачивался, с каждым разом все больше округляя глаза.
Глеба он не заметил.
Чтобы младший лейтенант отвлекся от зрелища, Афанасьеву пришлось громко погреметь банками.
– Здравствуйте, – сказал Глеб, когда юнец поднял на него глаза. – Я журналист международной газеты «Власть». Меня похитили неделю назад, но мне удалось сбежать.
Сержант поперхнулся и серьезно закашлялся.
Сколько раз Глеб воображал себе эту сцену: он приходит в милицию, говорит, что его похитили, а менты начинают ржать.
Но этот не ржал, он прокашлялся, и теперь смотрел на него выпученными глазами, хлопал куцыми ресницами, а бесстыжие телевизионные девки громко стонали у него за спиной.
– Членом какой международной преступной группировки вы, говорите, являетесь? – спросил младший лейтенант и поставил кружку с надписью «Love» на телевизор.
Афанасьев тяжко вздохнул и покрепче прижал к груди кролика. Потом он поставил табуретку и, неудобно изогнувшись, сел на нее. Банки при этом сильно гремели.
– Я журналист, – терпеливо повторил он, решая больше не заострять внимание лейтенанта на слове «международный». – Меня похитили, я сбежал, а теперь очень хочу попасть домой. Сами понимаете, в таком виде я далеко не уйду. Помогите мне! Я дам вам телефоны, по которым вы сможете связаться с моим начальством, женой и мамой.
– Я?!! – чрезвычайно удивился младший лейтенант. – Зачем?
Бабы стонали у него за спиной надрывно и вразнобой.
– Действительно – зачем? – пробормотал Афанасьев.
– Вы, простите, с повинной? – поинтересовался непонятливый лейтенант.
– Нет, я с кроликом. Вот, решил пересмотреть свои взгляды на жизнь и начал делать добрые дела. Для начала – спас животное от пожара. Как вы думаете, это доброе дело?
– А-а! Так вам пожарные нужны! Вы погорелец! – обрадовался мент и схватился за телефон.
– Я жур-на-лист! – по слогам произнес Глеб. – Меня сначала бандиты похитили, а потом держала в рабстве жительница вашей деревни. Видите, она наручниками к табуретке меня приковала и банки навесила?
– Так все-таки вы бандит! Похищаете людей, кроликов, табуретки и консервные банки. Вам явку с повинной оформить? – совсем запутался глупый мент.
– Слушайте, да позовите вы кого-нибудь, у кого есть уши, глаза и мозг! – возмутился Глеб.
– Это кого? – опять не понял ничего лейтенант.
– Ну, начальство какое-нибудь, что ли, – устало пожал Афанасьев плечами. Рука в наручнике затекла и очень болела.
– Я тута начальство. Я дежурный! Младший лейтенант Ласточкин! – Юнец вскинул к непокрытой голове руку.
Девки в телевизоре совсем потеряли стыд. Лейтенант покосился через плечо на экран.
Афанасьев вдруг сообразил, как разрулить ситуацию.
– Ладно, младший лейтенант Ласточкин, – вздохнул он, – давайте мне бумагу и ручку. Буду писать явку с повинной. Только отцепите банки, отстегните от меня табуретку и сгоняйте во двор за свежей травой. Моему кролику пришло время поужинать.
Через десять минут Афанасьев сидел за столом и под непристойные звуки, несущиеся из телевизора, излагал свою историю на бумаге.
* * *
– Отцепи! Целоваться неудобно.
Сычева подергала руку в наручнике.
Карантаев ошарашено на нее посмотрел и быстро обшарил свои карманы.
– Слушай, – растерянно сказал он, – ты случайно не помнишь, куда я сунул ключ от наручников?
– Я?!!
– Ну да, я же с тобой целуюсь. Может, ты случайно где-нибудь его... нащупала? – Он снова быстро обшарил карманы, лицо его выразило поочередно – испуг, растерянность и восторг.
– Ты хочешь сказать, что потерял ключ от наручников?
– Нет, ну ничего такого я сказать не хочу...
Сычева, не сводя пристального взгляда с довольного лица лейтенанта, начала его обыскивать: сначала проверила карманы куртки, потом засунула свободную руку в тугие карманы джинсов, потом... потом засунула ее под водолазку (может, он таскает ключ на веревочке, на груди?), но ничего, кроме буйной поросли, под которой бурно пульсировало лейтенантское сердце, не обнаружила.
