Поскольку в резолюции ЦК особо оговаривалась необходимость крепить единство с крестьянскими писателями, важное значение для репутации покойного поэта (в который уже раз) приобрело его происхождение: те, кто был за Есенина, как правило, не забывали вспомнить о его крестьянских корнях; те, кто был против, – в праве называться крестьянским поэтом Есенину отказывали.
Л. Леонов предвещал: “За ним – вслед из мужичьих недр, разбуженных революцией, выйдут десятки таких же, сильных и славных”
[1773]; А. Дивильковский в статье “На трудном подъеме (о крестьянских писателях)”, напечатанной в “попутническом” “Новом мире” Вяч. Полонского, писал: “Не забудете никогда… есенинской “сини” и “голубени”, – где ему удается передать чувство колоссальной, необычайной мощи великого крестьянского народа, как бы вглядывающегося в глубокие, синие дали своей родины, своей исторической судьбы”
[1774].
Демонстративно иную точку зрения отстаивал тогдашний заведующий агитационно-пропагандистским отделом ЦК и давний есенинский враг Лев Сосновский: “Меня всегда поражало, что никто из критиков не заметил антикрестьянской сущности поэзии Есенина и Ко. У Есенина никогда не фигурирует труд крестьян”
[1775].
Взамен внезапно реабилитированного звания “крестьянский поэт” часть критиков спешно подыскивала Есенину клички, которые все же позволили бы отнести его к числу немногочисленных антипролетарских элементов, упоминаемых в резолюции ЦК. Объявленная сверху борьба с хулиганством, достигшая своего апогея осенью 1926 года, в разгар так называемого дела Чубарова переулка
[1776], а также прокатившаяся по стране волна самоубийств, отчасти спровоцированная добровольным уходом из жизни автора “Москвы кабацкой”, позволили обличителям воспользоваться в оценке Есенина синонимическими кличками “богема”, “хулиганство”, “упадничество” и, наконец, – “есенинщина”. Сошлемся на фельетон все того же Сосновского “Развенчайте хулиганство”, 19 сентября 1926 года напечатанный сразу и в “Правде”, и в “Комсомольской правде”. Сосновский начинает свою статью с серии зловещих картин нарастающего по всей стране хулиганства: “Изнасилование в Харькове десятью прохвостами молодой девушки. Убийство хулиганом в Харькове рабочего Беликова. Нападение хулиганов на комсомольскую манифестацию в Новосибирске. Изнасилование рабфаковки тридцатью хулиганами в Новосибирске”
[1777]. Потом он перебрасывает мостик непосредственно к творчеству Есенина и объявляет умершего поэта вдохновителем и предтечей нынешних насильников и хулиганов: “В этом жутком логове формируется идеология Есенина, которого (не с похмелья ли?) нарекли “великим национальным поэтом” и вывесили над Домом печати соответствующий плакат без всякого протеста со стороны коммунистов, руководителей Дома печати”
[1778].
Но в 1926 году столь одиозная позиция по отношению к Есенину еще не была официально завизирована и оставалась лишь одной из допустимых точек зрения. В ленинградской “Красной газете” Сосновскому ответил И. Оксенов: “Ясно, что Есенин был объявлен “великим поэтом” не за эти (хулиганские. – О. Л., М. С.) стихи, точно так же, как Пушкин и Лермонтов велики не своими нецензурными произведениями. Можно бороться с “есенинщиной”, как суммой упадочных настроений, вызванных самоубийством поэта, но отсюда еще огромная дистанция до зачислений Есенина в певцы бандитизма”
[1779]. А “Комсомольская правда” на исходе года уравновесила нападки Сосновского заметкой А. Бариля, где поэт был аттестован вполне сочувственно, хотя и с оговорками: “Есенин, при всей своей грусти и подчас упадничестве, именно благодаря своей искренности и большому художественному дарованию куда больше влечет сердца коммунистов, чем многие поэты, идеологически безупречные”
[1780].
Не склонен был двигаться путем, намеченным Сосновским, и видный партийный публицист Карл Радек, выступивший с краткой разъяснительной речью по поводу своей позиции на одном из диспутов о Есенине и есенинщине: “Молодежь увлекается Есениным… потому, что он, как скрипка, плачет и смеется в то время, когда большинство пролетарских поэтов только барабанят <…> Не в борьбе с Есениным путь борьбы против нездорового среди нашей молодежи. Не надо скрываться от важного общественного явления разбором его литературных произведений”
[1781].
