Стоит также отметить, что книга «Стихотворения» серьезно пострадала от цензурного произвола, как и вышедший в июне 1928 года сборник Мандельштамовских статей «О поэзии».
Но горшие беды поджидали Мандельштама впереди. Еще 3 мая 1927 года он подписал с издательством «Земля и фабрика» (ЗИФ) договор на обработку, редактирование и сведение в единый текст двух давних переводов романа Шарля де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле», принадлежавших один Аркадию Георгиевичу Горнфельду (видимо, двухтомное издание 1919 года; были еще сокращенные переиздания 1920 и 1925 годов), другой – Василию Никитовичу Карякину (1916 год). Ни Карякин, ни Горнфельд об этом ничего не знали и никаких денег за использование издательством их переводов предварительно не получили. В сентябре 1928 года роман вышел в свет, причем на титульном листе Мандельштам ошибочно был указан как переводчик. Поэт поспешил известить Горнфельда обо всем произошедшем и заявил, что отвечает «за его гонорар всем своим литературным заработком» (IV:101).
[442]
В вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты» от 13 ноября 1928 года, мелким шрифтом, на последней странице было напечатано следующее «Письмо в редакцию» члена правления «ЗИФ'а» А. Г. Бенедиктова: «В титульный лист „Легенды о Тиле Уленшпигеле“ в издании „ЗИФ'а“ вкралась ошибка: напечатано „перевод с французского О. Мандельштама“ – в то время как должно было стоять: „перевод с французского в обработке и под редакцией О. Мандельштама“».
[443]
В вечернем выпуске той же «Красной газеты» от 28 ноября 1928 года появилась заметка Горнфельда «Переводческая стряпня», где говорилось о том, что издательство «Земля и фабрика» «не сочло нужным сообщить имя настоящего переводчика изданного им романа, а О. Мандельштам не собрался объяснить, от кого собственно получено им право распоряжения чужим переводом».
[444] Далее Горнфельд доказывал, что «французского подлинника О. Мандельштам не видел» и что из «механического соединения двух разных переводов с их разным стилем, разным подходом, разным словарем могла получиться лишь мешанина, негодная для передачи большого и своеобразного писателя».
Мандельштам откликнулся на эту заметку открытым письмом, напечатанным в «Вечерней Москве» 12 декабря 1928 года. Горнфельд, в свою очередь, отправил в «Вечернюю Москву» ответ Мандельштаму, но газета от его публикации уклонилась, мотивируя отказ нежеланием взваливать на читателей «тяжелую обязанность» «выслушивать все реплики обеих спорящих сторон».
[445]
Какие позиции в этой точке конфликта заняли оппоненты?
Горнфельд выступил в привычном и естественном для себя амплуа видного мастера переводческого цеха, грудью вставшего на защиту неписаных, но святых правил своей корпорации. Эти правила требовали безукоризненного качества поставляемого на рынок товара, то есть переведенного текста, а также щепетильности по отношению к цеховым коллегам. «Горнфельд серьезно относился к своей переводческой деятельности, к своей подписи под переводом», – свидетельствовал поэт, мемуарист и сам видный представитель цеха С. И. Липкин.
[446]
Однако чрезвычайно внятная, на поверхностный взгляд, позиция переводчика «Тиля Уленшпигеля» осложнялась несколькими нюансами, сознательно упрятанными им в тень: недаром у Аркадия Георгиевича Горнфельда еще «в редакции „Русского богатства“ было прозвище „хитрый А. Г.“ за уклончивость суждений».
[447]
Во—первых, навязывая Мандельштаму публичное выяснение отношений, Горнфельд отстаивал не только корпоративные, но и свои личные денежные интересы. Если в заметке «Переводческая стряпня» он специально подчеркнул, что «речь идет не о Горнфельде, которого не убудет от мелкого озорства» Мандельштама, то в частном письме (Раисе Шейниной от 12 января 1929 года) высказался прямо противоположным образом. «С Мандельштамом я очевидно и судиться не буду: думаю, что сговорюсь мирно с „Землей и фабрикой“, – сообщал Горнфельд своей корреспондентке. – Несчастный, – мне его озорство очень помогло: я продал „Уленшп<игеля>", который весною выйдет; деньги буду получать понемногу, но все—таки это хорошее подспорье“.
[448] Действительно, очередной перевод Горнфельда вышел в 1929 году. В последующие десятилетия, и даже после смерти Аркадия Георгиевича в 1941 году, «Тиль Уленшпигель» несколько раз издавался в его переводе.
Во—вторых, внимательное чтение «Переводческой стряпни» ясно показывает, что пером Горнфельда водило не столько намерение беспристрастного профессионала указать некоему младшему коллеге на допущенные оплошности, сколько азартное желание побольнее уязвить именно Мандельштама, которого в ранее отправленных письмах Шейниной переводчик «Тиля» охарактеризовал как «свинтус<а>»
[449] и «очень юмористическ<ую>» «фигурк<у>».
[450] Здесь самое время сообщить, что обидчивому Горнфельду, судя по всему, была известна Мандельштамовская характеристика его некролога Велимиру Хлебникову, как «скудоумной, высокомерной заметки», данная поэтом в 1922 году, в статье «Литературная Москва» (11:257).
