Выражая недовольство, среди бойцов по какому-то случаю ляпнул: «…Если так получится, то я руки кверху и к немцам — чай пить».
Случалось, высказывал недовольство службой в Красной Армии, говорил: «Немцы сильнее нас, а союзники наши не заинтересованы, чтобы СССР победил, и надеяться на них нечего, а сами мы не в силах окончательно их разбить». Говорил он это давно, но говорил…
Молдаванин Николай Калмой из Тирасполя был призван в армию в 1940 году. На оккупированной немцами территории не находился, служил не хуже других, но был невоздержан на язык. Иногда говорил не то, что думал. А так, ляпал языком. Но оперуполномоченного высказывания Калмоя настораживали — такой может рвануть к немцам. Ведь в армии были перебежчики… Никуда от этого не денешься. Забегая наперед, заметим, что, когда в бою с немцами, оказавшись лицом к лицу с врагами, Калмой повел себя достойно, даже проявил лихость, был ранен. И поэтому с оперативного учета снят.
* * *
К Косте Юрьеву обратился незнакомый ему боец:
— Слушай, сержант, ты как бы в помощниках у старшего лейтенанта Титова… Как бы при нем…
— А что? — Константин в упор посмотрел на средних лет улыбчивого красноармейца.
— Как бы встретиться с ним…
— Нужно?
— Очень. Только, чтобы нас никто не видел, — попросил собеседник.
— Сделаем.
В укромном месте Титов встретился с красноармейцем, о котором говорил Костя. Коротко спросил:
— Кто вы?
— Василенко я. Из второй роты. Степан Василенко. Я могу говорить доверительно?
— Со мной как с врачом можно говорить обо всем, — ответил Титов, а про себя заметил: «Мы всегда поймем, поддержим и… завербуем».
— Так вот. У соседей…
— Каких соседей?
— В роте капитана Гуры. В третьей… Полицай Глитко! Мне про него Нечугуенко говорил. Я с Нечугуенко в одном взводе.
— Нечугуенко с ним знаком? — спросил Титов.
— Нет. Они друг друга не знают, но Нечугуенко уверяет, Глитко — точно полицай. Я с Нечугуенко с самого начала в батальоне. Мы после первого освобождения Харькова воюем. А Глитко вот, только появился… С новым пополнением…
— Не путает ли Нечугуенко? — осторожно спросил Титов. — Может, ошибается…
— Как знать, — развел руками Василенко. — Я так думаю, проверочка тут не помешает.
На состоявшейся встрече Титова с красноармейцем Нечугуенко тот выпалил:
— Товарищ старший лейтенант, среди нас вражина!
— Я слушаю.
— В третьей роте видел его. Обличье знакомым показалось. Думаю, вот ты где, паскуда Глитко, оказался. У бойца ихней роты спросил «Как звать-то новенького?». Ответил: «Павлом его кличут». Точно, это полицай Павел Глитко. Я его запомнил.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, где с ним встречались? Когда?
— Я сам с Харьковской области, с села. При немцах бывал в районном центре. На базар ездил. Один раз был свидетелем казни партизан. Помню все до мелочей. Полицаи подвели троих под виселицу. У одного на груди плакат «Жид за пидробку паспорта», у другого «Партизан з специальным заеданиям»
[21]. Этого партизана Глитко
[22] повесил. У бедолаги шапка упала. Глитко ее поднял, на голову повешенного нахлобучил. Народ у виселицы стоял. Среди людей пронеслось: «Глитко вешал». А имя палача я уже потом узнал. Было это летом сорок второго. На базаре увидел: мордастый полицай избивал паренька. Сильно бил. Остановиться не мог. Уже другой полицай за парня заступился: «Залыш, його, Павло. Досыть йому»
[23]. А полицай, который бил, был Глитко, — рассказывал Нечугуенко.
— У полицаев были какие-нибудь знаки отличия? — спросил Титов.
— У них на рукавах желто-голубые повязки.
На следующий день Титов узнал: в третьей роте красноармеец по фамилии Глитко не значится. «А не ошибается ли Нечугуенко?» — засомневался Титов.
На последующей после этого встрече растерянный Нечугуенко не оправдывался, а наоборот, упрямо твердил:
— Он полицай, Павел этот. Я ошибиться не мог. То, что видел, забыть невозможно. Уверен — к нам затесался полицай!
В дальнейшем оказалось: фамилия Павла не Глитко, а Шеремет. Нечугуенко обрадовался.
— Вот-вот, маскируется, паскуда. Ему под своей фамилией ходить заказано.
Глитко… Титов напряг память — Глитко-Какась… Проходил по ориентировкам СМЕРШа. Каратель.
От автора
К концу 1943 года в связи с широким наступлением Красной Армии и освобождением значительной территории от немецких оккупантов работа органов СМЕРШа усложнилась. В освобожденных районах помимо фильтрации и проверки военнопленных следовало выявлять лиц, активно сотрудничавших с гитлеровской администрацией и войсками. Это касалось бургомистров, старост, редакторов прогитлеровских печатных органов, а также тех, кто добровольно служил во вспомогательных силах вермахта.
Для ориентировки в поисках чекистами составлялись алфавитные списки, фотоальбомы и сборники разыскиваемых лиц. В феврале 1944 года для служебного пользования был издан «Сборник материалов об органах германской разведки на советско-германском фронте».
«Интересно, — отметил себе Титов. — Если Нечугуенко не ошибается, то этот Шеремет — наш клиент. И решетка по нему плачет. Решеточка. Нечего под этого Шеремета подводить агентуру, а нужно немедленно задержать его. У таких, как он, на опасность звериное чутье: помедли — и ищи, как ветра в поле. Сбежит. А если уйдет? Такая промашка нам не нужна, не понравится она и нашему начальству. Потенциальных боевых возможностей карателя не знаем. Такой «клиент» может быть на все готов. Мысли наши и мышцы при задержании должны работать стремительно и абсолютно синхронно». О Глитко-Шеремете Титов поставил в известность командира части майора Тращенко, сам же распорядился:
— Костя, завтра приведешь ко мне этого Глитко-Шеремета. Во взводе управления возьми Фартушного. У него милицейский опыт, как вести себя с преступниками. Но будьте осторожны!
Титов внимательно рассматривал сидящего перед ним мордатого полицая, отметил: «Ишь какую будку отъел». Спросил:
— Как вы думаете, почему вас вызвали ко мне?
— А я ничего не знаю…
— Я не я, и хата не моя. Назовите свою фамилию, — потребовал Титов.
— Шеремет.
— Хватит придуриваться. Назовите настоящую фамилию.
Глитко молчал.
