Я зашла в первую палату и сказала:
– Будем готовиться к эвакуации. Давайте одеваться.
Подхожу к первому раненому, он был ранен в грудную клетку, поднимаю простынь, а он лежит нагий. Он тут же простынь натянул на себя. Я ему говорю:
– Вы что. Где ваша одежда?
А он мне:
– Уходи отсюда.
Я подошла к другому раненому. Тот тоже не в какую. Я им говорю своим тихим голосочком:
– Ну почему вы так себя ведете? Меня послали. Вам же надо эвакуироваться. Вам там же лучше будет.
А они в один голос:
– Дайте нам военных медсестер.
Вышла я из палаты. Стою у стенки и не знаю что мне делать. Тут по коридору идет доктор Хапов. Высокий, худой, сердитый. Но очень добрый. Правда если что не так сделаешь, спуску не даст. Накажет по полной программе.
– Что стоишь, четрова перечница? У нас раненых, не знаем куда девать, задыхаемся, а вы стоите стенку подпираете.
– Они мне не дают одеваться.
– Почему?
– Просят военных медсестер.
– Где я им возьму военных медсестер?
Первому встречному сказал:
– Переоденьте их. Пойдете в другую палату. В эту не заходить. Они уже вас знают.
Выдали нам военную форму, да большого размера. Плечи на локтях, рукава по пятки,
пилотка на ушах и постоянно соскакивает. Ну мы как смогли форму подогнали и я пошла в другую палату Захожу и говорю:
– Готовимся к эвакуации.
Все как один простыни сбросили и не постеснялись. Я им помогла одеться, обуться. Стала их выводить. Кому плечо подставляла, кого поддерживала, кого на носилках выносили. Так я медсанбате и осталась. Он был сначала 83, затем 53 гвардейский медсанбат. Вот там я до января месяца 1945 года и прослужила. Как мужа ранили, так я с ним и уехала его лечить. Он выздоровел, ему дали отпуск, а тут и война кончилась и мы уехали к нему в Саратовскую обл. в Петровское. Там мы жили до его смерти, а потом я с двумя дочерьми перебралась в Тулу.
В ноябре месяце принесли раненого с передовой. Он рассказал такую историю. Командирам нужны были разведданные, но немцы так хорошо организовали оборону и систему постов, что нашим разведчикам просто невозможно было просочиться к немцам в тыл, но они шли на риск. И вот однажды мл. политрук Косых П.И. с бойцом Дитеренко Ф.А. пошли в разведку, вроде прошли, а когда пробирались назад, немцы их обнаружили и накрыли плотным огнем. Они все-таки добрались до наших позиций, один умер сразу, другого перевязала наша медсестра Иванникова (Мостакова), но он был очень слаб и умирал, успел только рассказать что им удалось увидеть и умер. Их обоих похоронили у бывшей семинарии на Старо-Никитской улице.
16 декабря мы начали собирать свои вещи. Дивизию перебрасывали к Калуге. Мы все свое собрали в узлы и сидели на первом этаже. Ночью подъехали машины, нас со всем нашим медицинским добром погрузили в машины и мы поехали в сторону Калуги. Машины были нагружены выше некуда, а мы на своих узлах сидели сверху. Держаться было не за что. Машину трясет, а мы сползаем. Вот так в постоянном напряжении и ехали. В больнице уже начали разворачивать госпиталь.
Зима была холодная и снежная. Дороги замело. Машины то и дело застревали. Мы постоянно чистили дорогу и лопатами и валенками. Чем могли. Проехали деревню Малые Козлы. Над нами покружил немецкий самолет и улетел. Мы поехали дальше. Дорога шла лесом. Так мы приехали в село Большие Козлы.
Нам было сказано, что мы можем занять только крайний дом, так как пол села занято немцами. Все в этот дом набились как селедка в бочку. Я ехала в последней машине. Места в доме мне уже не досталось. Я как села на корточках в сенцах, так и уснула. Утром встали, ноги отекли. Молодежь выскочила, давай в снежки играть. Прибежали солдаты, нас загнали в дом и запретили выходить. В деревне еще немцев полно. Когда мы выбежали на улицу прибежал наш командир медсанбата Чевычев. Мы еще его дразнили «Пятки вместе, носки врозь». Запретил нам из дома выходить. Я смотрю по улице ведут троих пленных немцев. Тут прилетел немецкий самолет и сбросил на нас бомбу. При взрыве ранило, контузило командира автороты. Представительный мужчина, высокий, солидный и в очках. Когда пыль осела, мне вручают этого командира и приказали его вести. Я его веду, придерживаю, тащу его вещмешок. Вдруг опять летит самолет, да так низко. Такие наглые были эти немецкие летчики, летят ничего не боятся. Дал по нам очередь из пулемета. Я этого командира завела в ближайший дом. Там около топки печи на полу сидела странно одетая девушка. В черной телогрейке и черной с короткими ушками шапке, без ремня. Я посадила раненого на скамью у стены к окну, а сама села на порог. Спрашиваю эту девушку:
– Вы откуда здесь?
– Я от части отстала.
Тут вернулся самолет и сбросил на нас бомбу, которая взорвалась недалеко от дома. А мне старые солдаты говорили: «Если стрельба начнется, уши затыкай, на пол ложись и под нары ныряй». Я эту науку вспомнила. Рядом с печью были хоры, вот я под них и нырнула. Около хор на пне стоял чугун с грязной водой. Я когда под хоры полезла, то его опрокинула. На меня вода плеснула, а я подумала, что у меня кровь течет. Вылезаю ничего не болит, но я мокрая. Потолок дома рухнул. С печки кричат: «Сестра». Оказывается там наши бойцы лежали и их всех в голову ранило. Я их перевязала и они исчезли. Девушка тоже исчезла, а мой раненый лежит. Ему еще ногу перебило. Я крови тогда еще боялась. А тут смотрю мой раненый лежит, нога разворочена, кровь хлещет. Я с себя сбросила шинель, засучила рукава. Ему штанину разрезала, жгут наложила, перевязала, нашла рогач, доску какую-то. Нужно его дальше тащить, а как? Я его положила на свою мокрую шинель и в одиночку потащила сначала через порог, потом на улицу. Это было мое первое боевое крещение.
Вытащила я его на улицу, нужно было по дороге тащить. Дорога была широкая, на дороге валялся какой-то булыжник. Немножко протащу своего раненого, отдыхаю. Тут опять летит самолет и нам из пулемета. Пули по земле чик-чик-чик. Я легла на раненого, прикрыла его от пуль. Боялась, что его еще ранит, а том что меня может ранить, я не думала. Притащила я его в подвал, там Елена Григорьевна Фокина (в замужестве Макеева) стоит вся в крови, рукава засучены, я ей говорю:
– Доктор, я раненого притащила.
– Давай его сюда.
– Я жгут наложила. Только время не засекла.
– Давай сюда без разговоров.
Я думала она меня похвалит, а она мне слова не сказала. Я так устала. Бросила на пол свою шинель и хотела прилечь отдохнуть. А тут в сарае сидели наши санитары Букин, Елистратов, Бельдебайчик, маленький такой, шустрый. Они выскакивают, думают я раненая, хватают меня на руки. Я им кричу:
– Пустите, пустите. Я не раненая.
Тут летит бомба, они меня бросают прям на кучу замершего навоза. Я так больно позвоночник ушибла. Они все разбежались. Я им вслед только кулаком погрозила. Мне сказали, обживай крайний дом. Готовь для приема раненых. Сейчас принесут этого командира автороты Гордеева, мы с ним после войны встретились, ездили в эти Большие Козлы, и еще одного раненого в позвоночник. Я вымыла полы. В сенцах было сено. Я на вымытый пол настелила сена, прикрыла его плащ палатками. Жду. Принесли командира автороты, я его положила на кровать. Всю остальную мебель мы вынесли из дома, чтобы было больше места. Потом начали приносить раненых. Вдоль стены под окном стояла широкая лавка. Нас уже два дня бомбили. Все хата была заполнена ранеными и я спала у порога. С одной стороны стена, с другой легко раненый в плечо.
