— Ну что, гражданка Зеленцова, заявление будем писать? — официально обратился к женщине Валерий, опуская на стол Иннин чемоданчик.
Не поднимая головы, Зинаида лишь едва заметно качнулась всем телом, давая понять: нет, заявления, как всегда, не будет.
— Да что ж ты его все покрываешь-то! — возмутилась Катерина.
— Убьет он меня, — тихо выговорила Зина.
— Да это он тебя, дуру, рано или поздно убьет! — воскликнула соседка, отходя в сторону, чтобы дать место Инне.
Надев резиновые перчатки, фельдшер мягко развела в стороны руки женщины, которыми та судорожно зажимала голову, и только вздохнула: чего не отнять у ее профессии, так это того, что не по дням, а по часам работа закаляла Иннин характер. Теперь уже она без содрогания могла смотреть на такие вот зияющие раны, когда кровавые края расходятся в разные стороны, а под ними светлеют кости черепа.
— Надо ее ко мне на ФАП, — тихо сказала Инна, обращаясь к Валерию. — Здесь мне несподручно возиться, а там я зашью без проблем.
Точнее, лучше было бы доставить избитую в поликлинику, а то и прямиком в больницу. Но Инна уже точно знала, что Зинаида все равно откажется ехать, потому что исчезновение жены из дома может сурово покараться мужем. Держа ее под руки, вместе с соседкой она довела ее до машины. Валерий, чуть поотстав и сердито ворча что-то себе под нос, нес фельдшерский чемоданчик.
В перевязочной, уложив Зину на кушетку, Инна осмотрела ее как следует. Множество синяков и ссадин, в нескольких местах рассечена рука, которой женщина, очевидно, пыталась заслониться. Но самой серьезной была рана на голове. С нее-то Инна и начала, осторожно срезав вдоль раны для начала узкую полоску слипшихся в крови волос. Только приступив к работе в Боровом, она подобных пациентов, когда рану необходимо было зашить, переадресовывала поликлинике. Пока однажды там ее не встретил хирург, тот самый, с которым в свое время не поладил Зорин.
— Слушай, ты до каких пор мне своих алкашей присылать будешь? — не очень-то любезно спросил врач у Инны. — Что, сама залатать не в состоянии? Тогда чему тебя пять лет учили? В общем, шей их сама, как знаешь. Если не знаешь — приходи, научу. Но чтоб здесь я их больше не видел!
Будь на месте Инны фельдшер постарше, он наверняка дал бы хирургу отпор, заявив, что шить больных, какими бы они ни были, пусть и алкашами, именно его работа. Но девушка стушевалась, пробормотав в ответ нечто невнятное. А потом принялась за дело, потому что противостоять авторитету врача ей показалось страшнее, чем все-таки выполнить его грубое распоряжение.
— Сейчас, Зиночка, обезболим и все зашьем, — пообещала она несчастной женщине.
— Ох, Инночка, — горестно вздохнула та, — ангел ты наш… Знала бы ты, как без тебя-то здесь было тяжко!
— Тебе бы не было так тяжко, если бы не твой муженек, Зинуль, — тоже вздохнув, возразила Инна, приступая к делу.
Фельдшер очень осторожно ввела новокаин, промыла и очистила рану, действуя как можно нежнее, а потом начала стягивать ее края, накладывая аккуратные шовчики. Чтобы быстрее зажило. Чтобы не слишком болело.
— Ну чего ты с ним живешь? Хоть бы сбежала, что ли.
— Не могу, Инночка, — все так же тихо ответила Зинаида. — Он меня отыщет. Дочку, слава богу, оставил в покое, а меня ни за что от себя не отпустит. Или найдет и тогда уж точно убьет.
Инна ничего не ответила. Да и что было говорить? Ей-то легко рассуждать о том, что бы она сделала, находясь от деспота и дебошира на расстоянии. Зина же с ним жила. Днем и ночью находилась рядом, долгое время. Привыкнув в любое время ждать удара чем и куда попало, неведомо за что и вздрагивая от любой мелькнувшей тени. Оставалось одно: засунув подальше все свои советы, оказать бедняжке посильную помощь, а затем отвезти на машине домой. Если, конечно, место ее пыток можно назвать этим словом. Валерий, не отпущенный по данной причине, сидел в коридоре и периодически что-то ворчал себе под нос, не пылая к жертве сочувствием. Потом Инна услышала, как открылась входная дверь, и Зорин уже громко произнес:
— А, здорово, людоед!
— Привет, — ответил приехавший, как всегда, за Инной Вадим. — Ты чего тут?
— Жду, пока наша Инесс мадам Зеленцову в очередной раз залатает. Знаешь, вот подумываю, не подарить ли ей на Восьмое марта швейную машинку как раз для таких целей, чтоб удобнее было и быстрее, — ответил Валерий. — А ты езжай домой. Мы с Инесс доставим потерпевшую по адресу, а потом я ее провожу. Прогуляемся, погода-то сегодня хорошая.
Вадим не стал возражать. В отличие от Инны, которая очень даже возразила бы, если бы в данный момент могла это сделать. Погода сегодня и впрямь была хорошая, и пусть солнечный день уже угас, вечер тоже удался на славу: умеренно морозный, с прозрачным воздухом, в запахе которого уже тонко ощущалось приближение весны. И возможно, Инна действительно с удовольствием прогулялась бы. Но не тогда, когда за нее это решил кто-то другой. И уж конечно, спутника для прогулки тоже выбрала бы себе сама. Однако бросать Зину для того, чтобы, выскочив в коридор, высказать нахалу участковому все, что она думает по его поводу, Инна, конечно же, не стала, а лишь нахмурилась, услышав, как от ФАПа отъезжает лесовоз. И только когда закончила перевязку и вывела женщину к машине, сухо сказала Валере, как будто и не слышала его разговора с Вадимом в коридоре:
— Когда мимо моего дома будешь проезжать, будь добр, притормози, я выйду. Зину ты ведь и сам отвезти можешь, зачем я тебе там нужна?
— Инесс, ты чего? — воззрился на нее Зорин. — А я хотел машину бросить да с тобой потом пройтись.
— Не сегодня, — покачала головой девушка. — Ты уж прости, но устала я что-то.
— Ну, как знаешь, — довольно холодно ответил Валерий, видимо, почувствовав по ее голосу, что дело не только в усталости. И, не говоря больше ни слова, просто довез Инну до подъезда.
— Пока, — кивнула ему она, выходя из машины.
— И это все, что ты можешь мне сказать? — спросил тот, нарушив свой временный обет молчания.
— Спокойной ночи, — подумав, добавила Инна. И, захлопнув машину, пошла к дверям.
Зайдя домой, она первым делом невольно устремила взгляд в сторону кухни: зная Вадима, была почти уверена в том, что Ларичев сейчас там, занят приготовлением ужина. Готовить мужчина умел очень быстро, а главное, вкусно, из-за чего участие Инны в этом процессе чаще всего ограничивалось лишь чисткой овощей, а иногда и просто не высказанными вслух угрызениями совести. Но свет на кухне не горел. Зато в комнате Вадима тихо шелестел интенсивно бегающий по пазу металлический тросик его «пыточного станка» — тренажера.
Сняв шубку, Инна постучалась и вошла к нему. Увидев ее, Вадим отпустил металлические рукоятки лично им собранной конструкции, перевел дыхание, отбросил со лба несколько темных, влажных прядей:
— Иннуль, ты уже здесь?
— Не помешала? — спросила Инна.
