А Инна, вопреки своей мольбе, все ждала, что Вадим приедет за ней. И в глубине души лелеяла надежду на то, что приедет затем, чтобы оправдаться. Но муж не появлялся, и в глазах Инны его отсутствие служило лишним подтверждением его вины. Никакие другие муки не могли сравниться с этой!
Вадим… ее Вадим… Не было ни дня, чтобы Инна о нем не вспомнила. И лишь мысли о ребенке помогали ей пережить потерю любимого. Инна держалась благодаря своему малышу. Опасаясь, что все ее переживания могут на него повлиять, она каждую свободную минуту представляла себе, что держит его за ручку и успокаивала его, как могла. И это чудесным образом придавало силы ей самой, как будто еще не родившийся кроха тоже успокаивал ее в ответ. «Держись, — шептала ему Инна. — Вместе мы все переживем. Ты будешь сильным и отважным, мой Егорка». И порой едва удерживалась от того, чтобы не добавить: «Таким, как твой папа».
А держащий в страхе всю округу убийца снова маялся без сна, порой очень сожалея о том, что бессонницу нельзя убить, как тех баб, которые стали его жертвами. С каким бы удовольствием он убивал бы ее снова и снова! Но вместо этого бессонница издевалась над ним. Неуловимая, недосягаемая для расправы. Как Инна, опять смешавшая все его карты.
Он ждал, что либо Инна под действием пережитого потрясения избавится от своего детеныша, очистит от него свое тело, либо вместе с этим отродьем попадет к нему в руки уже как жертва. Но, вопреки всем его ожиданиям, Инна выбрала третий вариант — уехала. Взяла и сорвалась с места, так что он даже не успел за ней проследить. Отправляться за ней, искать ее в огромном городе не имело смысла: ему было известно, что фельдшерица поехала к матери, а он даже фамилию ее не удосужился узнать, за что и крыл себя теперь последними словами. Утешало лишь одно: Инна должна вернуться.
Вначале он не поверил в это известие, думая, что та попросту сбежала, прихватив подброшенные им перчатки. Их ведь так и не нашли! Но потом, внимательно осмотрев окрестные кусты, он отыскал перчатки и в бешенстве принялся топтать их ногами. Попадись ему сейчас утащившая их собака, ей досталось бы и того больше. Подумать только — его столь тщательно продуманный план оказался сорван! И кто виноват? Какая-то паршивая сука! Если бы не это… Он ведь видел, как глубоко была потрясена Инна. Еще бы немножко, еще одна встряска — и ей бы хватило, чтобы ненавистный детеныш убрался из ее тела прочь. А уж перчаток мужа на месте убийства точно хватило бы с лихвой. И все сейчас было бы по-другому, если бы не дрянная собака. Что ее сюда понесло? Обычно крутилась на стоянке лесовозов, редко от нее отбегая, а тут поперлась. Ни раньше, ни позже! И надо же такому случиться — унюхала запах своего постоянного кормильца и утащила его перчатки…
— Убью суку! — с чувством пообещал он, глядя на перчатки, почти полностью втоптанные в землю.
И выполнил свое обещание. Собака не баба, душить ее он не собирался: могла ведь и покусать. Поэтому просто подкинул ей кусок отравленной колбасы. Бросил издали, через ограду. Собака хлеб свой ела не даром и, зная всех шоферов наперечет, остальных жителей поселка подпускала к машинам только в их сопровождении. Правда, на посторонних не кидалась, а только облаивала, таким образом объявляя об их появлении. Вот он и не стал дожидаться, пока псина залает и привлечет внимание сторожа. Едва собака его увидела, он бросил ей колбасу и пошел назад, решив издалека убедиться, что «угощение» не пропало впустую. На колбасу не поскупился, выбрал самую дорогую, и не слишком избалованная псина, посомневавшись недолго, не устояла. А он, злорадно понаблюдав за ее трапезой, с чувством хоть какого-то удовлетворения пошел домой.
Поставив лесовоз на место, Вадим свистнул собаке. Обычно он приберегал для нее пару бутербродов на ужин, и та, завидев его машину, сама выбегала ему навстречу. Но сегодня ее что-то не видно. И это было странно: умная псина не покидала свой пост. Поэтому, не дождавшись появления собаки, Ларичев пошел в обход стоянки, разыскивая ее.
Нашел недалеко от ограды, в своеобразном логове из старых покрышек. Присел на корточки, заглянул в темнеющий проем:
— Белка, ты чего там залегла?
Собака лишь заскулила в ответ. Встревожившись, Вадим щелкнул зажигалкой. Белка лежала, неестественно съежившись. Темные глаза превратились в два омута боли, по углам пасти стекала пена.
— Белка… — выдохнул Ларичев. — Иди сюда! Ко мне!
Собака сделала слабую попытку шевельнуться. Поняв, что большего не дождется, Вадим растянулся на грязном асфальте и подсунул руки под ее сведенный судорогой живот. Вытащил, кое-как выпрямился — такие упражнения давались ему трудно — и понес к машине.
Дома он прежде всего заставил собаку проглотить крепкий соленый раствор, от которого ее сразу вырвало. В ноздри ударил резкий химический запах, в рвотной массе отчетливо были заметны остатки не успевшего полностью перевариться порошка. Поняв все, в порыве раскаяния Вадим взял собачью морду в ладони.
— Прости, Белка! Похоже, подставил я тебя. Но я и подумать не мог, что этот гад даже на тебя разъярится. Вот сволочь! Узнать бы, кто он! Только бы узнать!
Собака никак не отреагировала, но Ларичев и не ждал ответа. Не теряя времени, он принялся отпаивать ее в надежде нейтрализовать успевший всосаться в кровь яд.
Заснуть Вадиму удалось только под утро. Но зато, поднявшись по сигналу будильника, он обнаружил, что собака жива. Резко исхудавшая за одну только ночь, все еще болезненно подтягивающая живот, псина тяжело поднялась ему навстречу. Ларичев налил воды в миску, поднес к собачьей морде. К его радости, Белка принялась жадно пить.
— Порядок! — обрадовался Вадим и осторожно потрепал ее по загривку.
Продолжая лечение, влил ей в пасть пару сырых яиц. Потом ненадолго вынес на улицу. И снова занес домой со словами:
— Несколько дней поживешь у меня, отлежишься. Возражения не принимаются. Жди, днем заеду.
В обед Белка встретила его уже у дверей, требовательно поскребла в них лапой. Поняв ее просьбу, Вадим взял ее на руки и по лестнице пронес так, но на улице отпустил. Собака уже уверенно стояла на лапах. Сделала попытку повернуть в сторону своего «рабочего места», но Ларичев продел в кольцо ошейника прихваченную из дома веревку и потянул псину в другом направлении.
— Нет, не торопись. Раз уж взялась, помоги-ка мне еще раз.
Белка вопросительно посмотрела на Вадима, не понимая, чего тот от нее хочет.
— Пойдем со мной в парк, — позвал он. — Самому мне как-то не с руки появляться там без видимой причины, а вот с тобой в качестве предлога будет нормально.
Белка поупрямилась немного — долг звал ее вернуться к машинам, — но Ларичеву все-таки удалось уговорить собаку. И они пошли к парку, вроде бы прогуливаясь. На самом же деле Вадиму очень хотелось взглянуть на то место, куда бросил погрызенные перчатки. Ведь тот факт, что собаку попытались вчера отравить, ясно говорил: убийца их нашел.
Неспешным шагом направляясь к нужному месту, он не питал особых надежд на то, что преступник оставит ему там свою визитную карточку, ведь убийца осторожен и хитер. Но на всякий случай взглянуть все-таки стоило. Незаметно подтягивая за собой периодически упиравшуюся Белку, Вадим сошел с тропинки, завернул за кусты. И даже тихонько присвистнул: судя по всему, на бедной собаке бесновавшийся подонок сорвал уже остатки своего гнева, а основную его массу выплеснул здесь. Перчатки были настолько втоптаны в землю, что, не знай Ларичев, где их искать, ни за что бы и не заметил. Собака, до этого тащившаяся сзади, вдруг насторожилась, принюхиваясь и потянулась вперед.
