Вечером Ларичев ожидал Валерку и потому сразу распахнул входную дверь в ответ на звонок. Однако на пороге оказались посетители, которых он уже давно и старательно избегал: Степка с Верой, Коля со своей женой Таней и еще пара шоферов из его бригады.
— Попался! — констатировал Степан, едва взглянув на уцепившегося за дверной косяк якобы нетрезвого Вадима. — Короче, мы к тебе. Разговаривать будем.
Вся компания, не дожидаясь приглашения, ввалилась в прихожую.
«Как же вы не вовремя, ребята…» — подумал Ларичев. Однако что-либо возражать было бесполезно, поэтому он, изображая пьяную покладистость, развел руками:
— Ну конечно! Заходи, честной народ! Сейчас все организуем!
— Вот как раз организовывать и не надо! — категорично заявил Коля и, демонстративно игнорируя кухню, прошел в большую комнату, а все остальные за ним. — Мы как раз, наоборот, по поводу, так сказать, реорганизации. Вадька! Пусть ты человек и нелюдимый, вроде как ни с кем в поселке горячую дружбу не водишь, но успел немало сделать людям хорошего. И Инночка твоя тоже. Вот мы и пришли сказать, что не можем спокойно смотреть на то, как ты катишься под откос.
— Я?! Ребята, да вы чего? — начал оправдываться Вадим. — Я только так, пока Инки дома нет. Просто расслабляюсь в законном отпуске.
— Ну, про расслабления твои отдельный разговор пойдет, — подхватил тему Степан. — Ты знаешь, что Петр Иваныч на тебя заявление участковому настрочил за испорченную машину? Он считает, что, кроме тебя, это сделать было некому. И, честно сказать, мы тоже так считаем. Но Петра Иваныча мы берем на себя — машину отремонтируем всей бригадой, а заявление уговорим забрать. Тебя же, так сказать, возьмем на поруки.
— Ребята, я ведь уже взрослый мальчик, если кто этого еще не заметил, справлюсь сам… — все же попытался возразить Ларичев. А про себя подумал: «Леший бы вас побрал! Хотя какие вы все хорошие… Вот уж не ожидал! Тронут до глубины души. Но как же вы не вовремя, ребята!»
— Мы видим, как ты справляешься. Стал похож на бомжа, шатаешься по городу с собакой, старух пугаешь, квартиру не узнать…
Что ж, Вадим именно такого эффекта и добивался. Но не предполагал, что его инсценировка принесет такой результат. Что именно успех постановки может вызвать помехи намеченному делу. Ему пришлось применить всю свою силу убеждения, чтобы заставить коллектив на время оставить его в покое. Не сообщать же правду про участкового! Одно дело — Петр Иваныч, старый разведчик, который дошел до открытия, то есть раскрытия личности местного маньяка, вместе с Вадимом. И совсем другое — эта компания, которая вряд ли сразу поверит в сообщение о том, кем на самом деле является обаяшка полицейский. К тому же слишком много народу, кто-нибудь точно не удержит язык за зубами. Спугнуть осторожного душителя очень легко.
А тот, легкий на помине, как раз появился. Вадим только-только успел худо-бедно договориться с неожиданными посетителями и теперь вел с ними мирную беседу, просматривая те самые видеозаписи, с Инной. Кстати, оказалось, что скучал по Инне не один ее муж, другим обитателям поселка тоже недоставало общения с доброй и отзывчивой фельдшерицей.
Увидев полную комнату гостей, Зорин вначале опешил, но быстро взял себя в руки. Разулся, повесил на вешалку подальше от входа пакет, в котором (кажется, лишь хозяин квартиры это и заметил) стеклянно звякнула, зацепившись за висящий там же зонтик, бутылка.
— Вот и участковый пришел! — приветствовала Валерия компания. — Заходи, тебя тут и не хватало, сразу проблему с заявлением обсудим.
— С каким заявлением? — Валерий не сразу понял, о чем идет речь, поскольку все его внимание, едва он переступил порог комнаты, приковалось к телевизионному экрану, на котором Инна кружилась по танцплощадке под музыку и громко выражаемое одобрение окружающих.
— Как какое? Да на Вадьку! — пояснил Коля.
— А, это… — Зорин, отмахнувшись, присел на диван между ним и Верой. — Вот уж не думаю, что ему вообще стоит значение придавать. Чем оно грозит-то? Денежным штрафом, не более. Да только не верю я, что Петр Иваныч так уж хочет Вадьке вредить. Попугает и сам свою писульку заберет. Для этого Вадиму вполне достаточно будет просто пойти к нему и извиниться. Только трезвому!
— Уверен? — уточнил Коля.
— Да о чем речь? Петр Иваныч всю жизнь относился к Вадьке как к родному сыну. И сейчас-то тоже не как по чужому беснуется.
— Кстати, по поселку ходили слухи, будто Вадим и в самом деле его сын, — заметила Таня.
— Байки! — не удержался Ларичев. Ему и самому доводилось слышать такие разговоры, но он всегда пресекал их на корню: было что у Петра Иваныча когда-то с его матерью или нет, это все уже осталось в прошлом. А в настоящем была Марья Васильна, которой сплетни об измене мужа, пусть даже и о давней, вряд ли доставят удовольствие. — А извиниться я, конечно, извинюсь. Вот только выхожусь немного.
— Давай-давай, — кивнул Коля. — И не откладывай надолго. А то вон сам говоришь, что Инночка может со дня на день приехать. И что она здесь застанет?
— А ей сейчас волноваться вообще нельзя, — поддакнул Степан. — Я, пока Верка беременная ходила, ни в чем ей не перечил. И боже упаси, чтобы чем побеспокоил. Зато у нас теперь и Настюшка спокойная.
— Сплюнь! — потребовала Вера. — А то кто его знает, как оно дальше будет.
— Ты ее как, все еще грудью кормишь? — как о само собой разумеющемся поинтересовалась Таня, мать троих детей, пока Степан символически выполнял Верино требование.
— Ну… да, — немного замявшись и слегка покраснев, ответила Вера.
— Вот оттого и спокойная, — констатировала Таня. — У меня уж это проверено.
«Наш вряд ли будет спокойный, — слушая их мирный разговор и украдкой наблюдая за участковым, с горечью подумал Вадим. — Эх, Иннулька, Иннулька, сколько тебе пришлось пережить за последнее время… Узнать бы, как ты там сейчас, хоть в два слова».
А он, кое-как поддерживая беседу, все не отрывал взгляда от экрана, на котором Инна то исполняла по просьбе публики вместе с Наташкой и Светкой свой «ирландский танец», выстукивая ритм изящными каблучками, то кружилась с людоедом в вальсе. Ах, если б он так умел! Тоже пригласил бы Инну на танец и не топтался бы с ней на пятачке танцпола, а кружил бы ее под волшебную музыку по всему залу, сжимая рукой гибкую талию…
Он провел ладонью по своему колену, представляя себе Иннино тело. Его снова отвлекли каким-то вопросом, и он ответил, даже не поворачивая головы в сторону собеседника. Потом, дабы его поведение не вызвало ни у кого недоумения, абсолютно откровенно заявил, что на такое искусство надо смотреть, не отвлекаясь. С ним согласились, потому что не согласиться было невозможно. И он снова приник к экрану. К Инне. К ее взметающимся в танце волосам и подрагивающей груди, к ее обтянутым брюками стройным бедрам, к загадочно мерцающим глазам, а главное — к ее губам, к которым его всегда так тянуло. Инна, прежняя, была сейчас перед ним, и это было непередаваемо!
