Инна замолчала, переводя дыхание. Машинально взяла и залпом осушила поданную Вадимом рюмку, потом с ожесточением продолжила:
— Юра пришел на похороны. Рыдал и обвинял во всем маму, якобы та подбила меня избавиться от ребенка. И продолжил к нам приходить как ни в чем не бывало. Иногда я еще жалела его, вспоминая начало нашей с ним жизни и его доброту. Но чаще ненавидела, потому что этот человек утратил все свои хорошие качества — не только доброту, но и совесть и даже частично рассудок. Полиция в наши дела не вмешивалась, они в таких случаях предпочитают сохранять нейтралитет, а лишенные покоя соседи начали смотреть на нас с мамой зверьми. И вот тогда я решила уехать подальше. У мамы есть мужчина, с которым она встретилась больше года назад, но все никак не решалась с ним съехаться, потому что не могла оставить меня. Уехав сюда, я развязала ей руки, мама смогла переехать к нему. Теперь ни до одной из нас Юрке не добраться.
Инна снова замолчала. Потом вдруг призналась:
— Знаешь, я сегодня, насмотревшись здесь всего, решила, что непременно сбегу.
— Я догадался, — кивнул Вадим. — Ты ведь даже вещи не стала распаковывать. Да и весь твой вид говорил за тебя.
— А сейчас вот, снова вспомнив все, поняла, что никуда отсюда не уеду, даже если мне придется ночевать в лесу.
Словно специально дождавшись этих слов, вдруг ожил Иннин телефон.
— Да, мамуль, — ответила на вызов девушка.
— Инночка! Ну что же ты молчишь? — полетел из трубки взволнованный голос. — То не звонишь, то недоступна… У тебя там все в порядке?
— Все превосходно, мамуль, — бодро соврала Инна. — Встретили прекрасно, устроили, даже ужин организовали. Думаю, буду здесь работать с большим удовольствием. Прости, что не позвонила тебе, просто столько новых впечатлений, столько событий сразу…
Глядя на Инну, Вадим молча слушал ее замешанную на правде ложь. А потом, когда она, попрощавшись с мамой, убрала трубку в карман халата, кивнул:
— Впечатлений и впрямь было немало.
— Но не могла же я ей сказать, что… — начала было Инна.
— Иннуль, — мягко прервал ее Ларичев, — может, действительно все будет не так уж плохо, как сейчас кажется.
— Может быть, — без особого энтузиазма кивнула девушка. — Но пока если мне с чем-то сегодня и повезло, так это только с тобой. Спасибо тебе, Вадим! Спасибо за все!
— Это тебе спасибо, — ответил мужчина, не уточняя, за что именно благодарит гостью.
Но Инна поняла. Кивнула. Вздохнула. И вопросительно посмотрела на него, ожидая, что тот хоть что-то расскажет о себе. Однако Вадим только заметил:
— Ты устала, Иннуль. Положить тебе еще чего-нибудь? Или пойдешь отдыхать? Постель я тебе застелил. Поверь, с утра, на свежую голову, твоя новая жизнь предстанет уже не в таких мрачных красках…
— Что ж, — устало проведя рукой по лицу, Инна поднялась, — будем на это надеяться.
Вернувшись в свою комнату — теперь спаленка показалась ей своей! — Инна легла не сразу. Оставив вещи как есть, нераспакованными, она долго стояла у зеркальных дверей шкафа, рассматривая свое отражение. Светлая кожа, маленький нос, полные губы, из которых верхняя круто, как бы немного капризно изгибающаяся, удлиненные глаза, серо-синие, сейчас очень несчастные… Рассматривала и спрашивала себя: насколько сильно она похожа на жену Вадима? И что же случилось с женщиной, не только жившей в этой квартире, но еще и, оказывается, работавшей там же, где собирается работать она, Инна? И не смотрелась ли когда-то Лариса в то же самое зеркало? Вот так же, с такого же близкого расстояния…
От таких мыслей Инне становилось немного не по себе.
В это самое время он стоял у окна и курил, выдыхая дым в открытую форточку. Сон к нему сегодня не шел, и даже выпитая водка не помогала успокоиться. Причиной была Инна, которая не шла у него из головы. С того самого мига, как увидел ее сегодня в конторе, он просто не мог не думать о ней. Один взгляд на девушку перевернул всю его душу! Только бы она не надумала уехать отсюда, фельдшеры ведь бегут из их поселка… Так только бы Инна осталась!
Ни одна из его прежних жертв не могла с ней сравниться. Ни одна. Впрочем… Он замер, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Хотелось ли ему, чтобы Инна стала его жертвой? Лучшей, избранной жертвой, после которой и самому умереть не жалко, поскольку ничего подобного во второй раз все равно невозможно уже будет пережить? Или… Что-то шевельнулось в душе, требуя совсем иного. Взять ее, стиснуть, но не в смертельных объятиях, а просто так, от избытка чувств. Сделать своей королевой, окружить заботой и лаской. И — как знать! — быть может, она, эта нежная женщина-девочка, сама похожая на трепещущую под ладонью жилку, сумеет изменить его жизнь? Вдруг с ней он познает такое счастье, о каком даже уже и не мечтал? И удовольствие, о котором не подозревал, когда душил других женщин? Она не такая, как все. И никогда бы не стала истерично орать на него, за что ему пришлось придушить ту, свою первую…
Он снова глубоко затянулся, глядя в окно. Так чего же он хочет от Инны? Хочет страстно, так что все аж сжимается внутри и томно давит на низ живота… Ее смерти? Не такой, как предыдущие, а по особо подготовленному, много раз пережитому в мечтах сценарию, прекрасной, как сама Инна? Или, наперекор всему, жизни?
Так и не найдя ответа на свои вопросы, он выбросил окурок в форточку, проследил взглядом, как тот, разгоревшийся в полете-агонии, выписал огненную дугу, перед тем как коснуться снега. Агония… Красивое, но кратковременное зрелище. Он мог судить об этом как специалист.
Усмехнувшись, он потянулся было за второй сигаретой и — замер, задумался. Да, обычно фельдшеры у них в поселке долго не задерживаются. Но если Инна останется здесь, в Боровом, хотя бы на полгода, он успеет определиться. А потом все осуществит. Только бы осталась! Ну хотя бы на полгода! Чтобы ему не нужно было торопиться. И тогда сами по себе эти месяцы от одного только ее присутствия здесь станут самыми волнующими, самыми необыкновенными из тех, что ему доводилось переживать. Он улыбнулся в предвкушении. Нежно провел себя по брюкам рукой и, отойдя от окна, принялся нетерпеливо расстегивать ширинку. О той женщине, которую убил сегодня, он, захваченный теперь мыслями об Инне, уже и не вспоминал.
Вчерашняя поездка в ледяном вагоне не прошла для Инны даром. Это она поняла посреди ночи, когда вдруг проснулась от сильного озноба. Благо, одеяло было очень большим и теплым, и, плотно закутавшись в него, Инна все-таки смогла в конце концов отогреться. Но чувствовала себя под утро так, будто вчера не то что вагон, а весь состав тащила на себе сама. Горло, нос, глаза, голова, суставы и кости — все тело принялось мстить за вчерашнее переохлаждение болью и ломотой, причем так дружно, что Инна даже боялась лишний раз пошевелиться.
Когда рано утром в дверь ее комнаты тихонько постучали, она, не поднимая головы, лишь просипела:
— Да?
Створка приоткрылась, Вадим просунул в щель голову.
