Девушку, у которой поселились музыканты, сразу прозвали Маха-Ямаха. Ее мать все время варила самогон для продажи, но Кинчев и Компания тогда предпочитали портвейн, который, кстати, очень удачно продавали в магазине этажом ниже. По воспоминаниям басиста Петра Самойлова сервис в той квартире был на высшем уровне — достаточно было стукнуть пяткой в пол, и тебе приносили портвейн, два удара — приносили водку.
Помимо распивания горячительных напитков, в свободное от записи время, музыканты проводили время за игрой в шахматы и шашки. Кроме того, надо было где-то находить деньги на еду, так как самогоном сыт не будешь, а прокормить такую ораву хозяйке было не под силу. Да и на портвейн деньги тоже нужны были.
Константин Кинчев: Квартирники — это вынужденная необходимость. Когда кончаются деньги, ты брал гитару и просто шел петь песни. Я свою гитару так и называл — «кормилица». Там, где мы в этот момент жили, это в общем-то и был дом «Алисы», и никакого другого дома у нас не было. Ну а когда нужны были деньги, мы просто начинали петь.
…
После знаменитого концерта 17 ноября 1987 года во Дворце спорта «Юбилейный» и последующей статьи в газете «Смена» «Алиса с косой челкой» в творческой биографии «Алисы» начался период известный как «дело Кинчева».
На концерте стражи правопорядка, как обычно, проявили себя. На сей раз милиционер толкнул беременную супругу Кинчева. Тот заступился за жену — и был нокаутирован, а затем заброшен в «воронок». После этого он все-таки вышел на сцену — и посвятил песню «Эй ты, там, на том берегу» «иностранным гостям, ментам и прочим гадам».
Через несколько дней журналист газеты «Смена» Виктор Кокосов обвинил Кинчева в пропаганде фашизма, заявив, что, помимо драки с милиционерами, он кричал со сцены «Хайль Гитлер!». По совокупности событий прокуратура Петроградского района возбудила уголовное дело по статье 206, часть вторая — злостное хулиганство. Кинчев в ответ подал в суд на Кокосова, обвинив его в клевете. Алиби у него было железное, так как концерт был записан от начала до конца.
Тем не менее «Алисе» более года отменяли выступления и мотали нервы. Все это время Кинчев и остальные участники группы находились под постоянным контролем милиции. Но в самой идиотской ситуации находился лидер коллектива.
Константин Кинчев: У меня в ту пору была подписка о невыезде. То есть я сильно рисковал, что меня просто могли в «Кресты» закрыть, если бы вычислили, что я, пребывая под подпиской, нахожусь в совершенно других местах. Хотя смешно: подписку о невыезде мне выдали в Питере, при том что прописан-то я всегда был в Москве.
Меня все равно умудрились закрыть, правда, ненадолго — всего на десять дней. То есть я там посидел, вышел и все равно продолжил работу над альбомом. Мы торопились, потому что было не ясно, как все обернется. Я был готов, что уеду года на два-три в места не столь отдаленные. То есть все достаточно серьезно обстояло. Поэтому в то время мы использовали малейший шанс, чтобы прописать уже готовый материал.
В Минске, где музыканты писали первую часть альбома, работать приходилось ночью. В 23:00 Виктор Глазков заканчивал писать ансамбль «Верасы» и принимался записывать «Алису». Как этот человек умудрялся работать по двадцать четыре часа в сутки — до сих пор остается загадкой. Разумеется, «Алису» записывали тайком. Добавьте к этому подписку о невыезде Кинчева и повышенную бдительность милиционеров в ночное время — запись альбома принимала поистине криминальный оборот.
Однажды, в ожидании своего времени записи, музыканты чуть было не закончили работу над альбомом досрочно…
Константин Кинчев: Была зима, и в ожидании, пока Виктор освободится, мы обычно сидели в подъезде ближайшего дома и согревались горячительными напитками. Мы ждали, пока нам фонариком подадут сигнал, что можно заходить. И конечно, как-то нас накрыла милиция. Думаю, что просто вызвали соседи: сказали, что в подъезде сидят пять человек и распивают спиртные напитки.
Нам пришлось отдать весь запас, который мы держали в авоськах, и милиция, довольная, ушла. Они спросили, где мы живем, и мы сказали, что… э-э-э… на бульваре Шевченко. То есть просто первое, что пришло в голову. Документы проверять они не стали. Учитывая, что я находился под подпиской о невыезде, ситуация была довольно щекотливой, но все обошлось.
Так что в любую минуту из Минска Кинчев мог отправиться в одно очень рок-н-ролльное место — в поселок Шушары неподалеку от Ленинграда. Там находится знаменитая колония — концерт 1986 года на той зоне до сих пор в кошмарных снах вспоминают участники группы «АукцЫон». Кроме того, в мае 1987-го в тех же Шушарах был проведен грандиозный фестиваль. Назывался он «Рок-Нива». Его в пику питерскому Рок-клубу провел легендарный продюсер Андрей Тропилло. Во время этого фестиваля был зафиксирован на пленку альбом «БлокАда», и там же Кинчев впервые показал друзьям песню «Тыр-тыр-тыр».
Она была написана накануне, а в 1988-м вошла в альбом «Шестой лесничий». На диске в скобках было указано второе название «Тоталитарный рэп», и именно оно со временем стало главным.
Константин Кинчев: Я помню ситуацию — был концерт в Шушарах, и чего-то мы сидели в беседке с Рикошетом. Подошел Шевчук и сказал, что у него сегодня день рождения. Мы там сразу как бы выпили, и он, значит, спел песню «Революция», а я продекламировал ему «Тоталитарный рэп». На этом мы обнялись и продолжили чествовать Юрия Юлианыча. Вот так эта песня и была впервые исполнена.
Особый резонанс среди рокеров вызвал второй куплет, в котором Кинчев пересчитал всех питерских звезд. Единственная по-настоящему обидная строчка «Тоталитарного рэпа» посвящалась группе «Кино»: «Но о „Кино“ я не хочу говорить». В Питере Кинчев и Цой общались не особенно близко, хотя за творчеством «Кино» лидер «Алисы» следил.
Отношения стали ближе, когда Цой перебрался в Москву. В то время — в последний период жизни Виктора — они часто сидели на кухне и показывали друг другу новые песни. Так, именно Кинчев стал одним из первых слушателей «Красно-желтых дней». Мало того, позже Кинчев вспоминал еще об одной неопубликованной цоевской песне — со словами «Не промахнись, атаман, не заряди холостым». По словам Кинчева, Цой не стал записывать ее из-за того, что остальные «киношники» сочли ее похожей на «Алису».
Далеко не со всеми коллегами Цоя по группе «Кино» у Кинчева были теплые отношения — может быть, это и вызвало к жизни столь резкую строчку. В любом случае уже через два года на концертах вместо «не хочу говорить» Кинчев стал петь «не могу говорить». Вскоре в репертуар «Алисы» вошла песня Цоя «Спокойная ночь». На концертах фанаты приветствуют ее особым ритуалом: во время куплета весь зал садится на корточки, а в припеве встает, выбрасывает руки вверх и поет хором. Смотрится это все потрясающе и даже жутковато.
…
И все-таки совсем без тюремной отсидки в тот раз Кинчев не остался. 14 марта 1988 года лидер «Алисы» и директор группы Александр Тимошенко были осуждены на семь суток за мелкое хулиганство.
