Таланты, коверный и подковерный, неоспоримо в тебе наличествуют. В Берлине пролетом, очевидно, от собаки Кони до человека Берлускони солидных немцев развлекал: как бы вам, господа, не доиграться, — ведь до дров опуститесь… А дрова-то, мол, в Сибири только… И все равно, стало быть, за углеводородами в очередь ко мне…
Весело потешались немцы перед лицом дровяного будущего, и хотя в истинной природе смеха этой почтенной публики я не разобрался, все же браво, Володя, главное — результат; рассмешившего не судят. А их весельем и ты был доволен, сам вовсю улыбался. Поэтому и говорю: тут у тебя определенно талант.
Покажешь, фиглярствуя, как обогнал по коррумпированности отсталые народы Африки, для чего пригласи из зала на ковер пару черных представителей и устрой с ними круговые побегушки. Подтверди свирепеющей мимикой 150-е место, которое Россия, согласно международным наблюдениям, заняла при тебе по доброжелательности населения страны в отношениях с окружающими.
В заключение напомни им свою мировую клятву: «Сукой буду — к ядерному кейсу не притронусь!» — в обмен на добавку «А в остальное не суйте нос». И, соответственно, своим сукиным сыном представься, достав из пистона клоунского пиджака накладные клычки…
Никогда не ошибающийся Путин
«Бороденки сбрить!»
…Один глупый вещь о себе скажу, — ты, Володя, главное, сам не обижайся. С детства люблю дразнить. Не всех подряд, а кто напрашивается. Предпочитаю тех, кто с дутыми претензиями. Не пародировать, а именно дразнить. И не знаю, с чего это: может, от того, что во мне только гены крестьян и ремесленников (лишь отец — учитель), и, видать, это плебс дурачится. Знаешь ведь, как дразнят кусачих зверьков в норе, — да, мы ведь уже вспоминали, что ты так грузинского лидера выманивал, суя ему танковые стволы.
В этом деле есть маленько психофилософии, это не просто так. Я сам еле догадался, в чем тут дело. Дразню — значит, провоцирую муть душевную, то есть первую сигналку. Если ты дернешься, покажешь зубы, я скажу — до свидания, мне уже все ясно и уже скучно с тобой, и даже спать с тобой не хочется, потому что ты даже не женщина. А вот если стерпишь, то лучше придурковатым останусь сам, но тебя зауважаю, тут только и полезем в эмпиреи. Лакмус это, понимаешь рискованный лакмус. Нет лучшего способа проверить победу над инстинктом. Чрезмерная обидчивость сразу говорит о закозлевшем характере. Ну, о чем мне тогда разговаривать с козлом, сам подумай. В иных случаях я и сам козел еще тот.
Но вот то, что тебе приписывает бывший секретарь Союза журналистов Яковенко, и есть, похоже, масштаб твоей персоны: «Путин мелок, суетлив и личностен. Люто ненавидел высмеиванье себя в куклах», — это не в застолье сказано, а на «Эхе Москвы».
Проведи опрос среди интеллигенции: кто не подпишется под этими словами Яковенко? Разумеется, анонимно…
На воре шапка горит, Путин, — ты знаешь? Если так боишься осмеяния, — тем более его достоин. Одно неосторожное движение ластами — и уже смешно!
А ты загордился — кукловодов-пародистов, понимаешь, разогнал. Смешной! В фольклоре есть царевна Несмеяна, а ты, что ли, на Необсмеяныча претендуешь? Прототипом? Ага! Так вот почему к Эрнсту на юбилей ходил — выведывал, как все время оставаться Первым? Сохраниться хочешь в необсмеянном нафталине аки в сакрализаторе? Смешно…
У каждого, бывает, подопрет — и булькнет, что ошибок не совершал и его высказывания надо на граните высекать. Д. Медведев разок булькнул о граните, как бы полушутя — но хорошо, что лишь разок и не всерьез. Многие хоть разок да выбулькнут: я — гений. Но потом просыпается и думает: эх, как же так я вчера глупость сморозил, — и бьет себя ушами по щекам. Но другим ни за что не скажет, не признает вчерашних глупостей, будет лишь в тряпочку жалеть, что неудержимо выбулькнул. А поздно уже… Поздно, поздно… Я уже вчера услышал, и мне этого достаточно; даже если теперь публично начнешь себя ушами хлестать — поздно, я собственные свои заткну и прикрою глазки, чтобы не слышать и не видеть шлепков твоих и оправданий. Лишь порешу во тьме своей мысли: раз не утерпел и выбулькнул — марш с глаз долой лет на 10!
Такова, подытоживая, легкая препарация процессов, происходящих в том, кто с детства склонен дразнить.
* * *
Есть детский прозаик Юрий Коваль. К огорчению миллионов почитателей его светлого таланта, он давно покинул наш мир. У него есть герой с чу́дным именем — СуерВыер. Слышится и про детство, и про все волнительное после… Капитан океанического судна у него такой — сэр СуерВыер. Даже ты со своей обширной занятостью найдешь секунд пять, чтобы оценить это имя; иначе какой же ты, Путин, русский…
А еще у Коваля есть интересное словечко: вно. По памяти: «С правого борта колыхалось немало вна, и его стало прибивать к берегу». Как я уже упоминал, на вопрос корреспондента о допущенных тобою политических ошибках ты заявил, что таковых вообще не совершал. Подражая деликатности Юрия Коваля, я подумал: надо же, какая рня! Ты это нарочно — чтобы дразнить меня? Народ безмолвствует, практически дремлет, а ты ему травинкой в носу… Если это была шутка, то «дурацкие у тебя шутки, боцман Кацман», сказал бы тебе сэр СуерВыер. Я сам — СуерВыер, сказал бы тебе, сэр СуерВыер, но даже я травинку в нос народу совать не стал бы…
Вот мы сидим с тобой час, другой, нам уже и простыни, и кружки поменяли, и я тебе кое-что напомнил из твоих деяний, и мы скоро уже одеваться начнем… А ты так-таки и не совершал? Да у тебя полиции доверяет 1 (один) процент населения! У тебя… Да при тебе… Листай разборку нашу вперед и взад…
Ну, Володя, вот тут сильный раздразнеж пошел. Я даже представил нас в одной камере: «Ути-пути, а ты что тут делаешь? …А если прутиком? …А саечку за испуг?».
Лет 30 назад я записал в блокнотике: «Эй, ты, в дубовом кабинете, почему так хочется тебя дразнить?!». Вот к Пушкину — а в отделке его кабинета наверняка был дуб — это не относится. Пусть даже он не всегда почтенно отзывался о людях низа и конкретно об армянах, выставив одного из них соблазнителем — «Младую гречанку лобзал армянин», а в другой раз вставив в строфу: «Я раб, я червь, я — армянин». Или «Я бог, я червь…» — точно не помню; да тут еще Гаврила Державин присутствует. А все равно, Пушкина не стал бы дразнить. Тебя бы стал, а его — нет.
Пушкин гений потому еще, что видит все «точнее и действительнее». Это слова другого гения — Андрея Платонова; и оба они, кстати, высказались о народе как таковом схоже, лишь с разницей в 100 лет. У Пушкина известное «Народ безмолвствует» у Платонова — «…Молчаливое, таинственное большинство человечества, которое терпеливо и серьезно исполняет свое существование». …И действительно, в иные моменты я отлавливал в себе и червя, и раба. Но разборка с тобой как раз и позволяет это преодолеть. Ведь точность платоновского определения ты умудрился усугубить.
…В общем, сильно ты меня раздразнил. И про саечку я неспроста. Ты первый начал, я лишь поквитался. Ну-ну, вспоминай. …Как же, а «бороденки сбрить»? Сказал-сказал, у меня свидетелей миллионов пятьдесят! Никак, Петром себя возомнил, царевыми ножницами размахался, понимаешь. В школе, пока щупленький был, видать, натерпелся уничижительных саечек от акселератов, и теперь решил отыграться. И, понятно, на чуждом классе — на оппозиционной интеллигенции, сразу приклеив ей бородки, чтобы было чего брить.
