А когда объявил про 60 часов — ну, тут ваще… Выставился новым Крассом, провоцирующим выступление личного Спартака, дабы повесить его на Куршавлевой дороге, чем и упрочить свое реноме угнетателя масс, — с тем и въехать в историю на белой яхте, долго еще коптящей дымом из-за временны́х и пространственных горизонтов.
…Ах, Миша, Миша, деньгами не все купишь! Аплодисментов таких старых хрентозавров как я заказать не сможешь. И средних, и многих молодых… «И это путь миллионера! — думал он с огорчением. — Где уважение? Где почет? Где слава? Где власть?» Дешевле будет отдрессировать слона, чтобы, завидев тебя, он ушами хлопал. А чтобы впредь насмешек не получать, не высовывайся хотя бы в юмористических передачах. Или тебе уже и в «Хворбсе» тесновато стало, е-мое?
А у меня к тебе, Михаил, прямая претензия. Прошлые зимы я смотрел биатлон, болел за своих. Зрелище, сам понимаешь, азартное, не сравнится ни с какой стрельбой, ни с лыжами. А в последнюю зиму ты лишил меня этого удовольствия. Зачем смотреть, если нет даже бронзы, а одни только огорчения? Причина, не надо и гадать, — в системном провале. Зря ты взял на себя дело, в котором не смыслишь. Хоть ты и чего-то там хорохорился — мол, это врееменный спад, это закладка потенциаала, и в следующую зиму мы рванеем, но было бы честнее просто сказать болельщикам: «Увы, я это дело просрал… Простите великодушно». И поскольку собственного великодушия у тебя на это не хватило, то не получаешь и моего. Ты крепко подумай теперь, прежде чем заявляться в следующих проектах, которые наметил.
Как-то напарник-штукатур на мой вопрос (а я искал на стене нужную точку) «Где тут твоя отметка?» ответил на полном серьезе так, что до сих пор помню: «Правее правого правила». В связи с чем — мысль: почему бы тебе, Михаил, не назвать свое политическое устремление партией «Правее некуда»?
Ты сам, Михаил, не перепутаешь, с какой стороны будешь толкать свои идеи? А то вот еще тебе в помощь, уже от меня.
И снова Ильф-Петров? «На крайнем правом фланге стоял брандмейстер. Он был настолько правым, что даже не знал, к какой партии принадлежит».
Но что если ты, Миша, просто человек ординарный, без талантливых прожилок? Вот в чем ты действительно гениален — так это, конечно, в делании миллиардов. Так, может, и не стоит изменять своему единственному призванию?
А я тебя, Миш, не могу простить не из-за биатлона, а по определению. Сожалею, конечно, но великодушно — никак. Поэтому и наковырял тебе тут таракашек из булки. Вот сам подумай: твоих средств в миллионы раз больше моих — без преувеличения, я умею считать; у тебя особняки там и сям, а у меня нет и своей каморки на старость. А живем на одной Земле, и даже в одной стране. И как я тебя могу простить, да еще великодушно? Где я столько души наберу? Ведь пропасть — страшная! Как та бабешка в известном анекдоте, когда говорят: «Я столько не выпью…».
* * *
Тут я нашел в своих давних записях:
«Ленинград, Дворцовая площадь, верзила-гид. Пояснял экскурсантам, что Александрийский столп хорошо вписывается в полукружие Главного штаба, и не подозревая, что сам он тоже неплохо вписывается в полукружие группы».
Оказывается, была у тебя достойная судьба — нести в массы культурное знание. А ты что! По другую сторону Эрмитажа безобразил по-буржуински. Горланил натужно, по-наполеоньи держась за руль… Нашел место для гулянки! «Аврора» ведь, как-никак, символ. А ты над ним надругался. Все равно, что в уголке флага своей милой Родины накакал. С прицелом, понятно, в серп и молот…
А если серьезно, — давай серьезно, — то, из недавних опросов, покойного Ельцина сейчас ненавидит 59 % населения. Знаешь, за что? Вариант ответа был так сформулирован: «…за олигархов, разворовавших страну». Вот, а ты лезешь в массы. Предлагаю для начала самому заказать опросы. В шапочке укажи источники своего первоначального капитала, потом — логику его накопления, а в конце спроси, типа: «Теперь видите, что все было чисто?» или «Так у вас, люди, нет больше ко мне претензий?». И, конечно, такое: «Ну, вы теперь-то согласны, что мой экономический гений и моя трудоспособность в десятки тысяч раз превосходят ваш средний уровень?». А потом только пробуй лезть в пастыри.
…Ты, Миша, человек большой, вернее, длинный (извини, высокий). Соответственно, и текст о тебе у меня тянется. Всякий раз возвращаюсь к твоей немаловажной фигуре не без охоты, внутренне разминая свою писучую лапку: «Ну-с, чем свеженьким мазнем гориллу-Прохориллу? Вон его голова в телевизоре колышется над толпою лохов, прощелкавших важнейшие моменты расхвата благ… Ишь, купил себе за океаном целую баскет-команду с потрохами и с улыбками… А мне тут и на концерт не на что сходить…». Мысли, как видишь, скучные, совсем не писательские; ты и сам их можешь легко вычислить.
Кстати, ты был студентом — или так проскочил? Тебя, Миш, не давит то, что со свистом летаешь «Фальконом» на Мальдивы, а по земле ходишь все-таки на своих двоих? В старости ведь, как английская королева-мать, можешь и перелом шейки бедра заполучить. С высоты-то падать… «Козлевича потащили под руки. … Ему казалось, что теперь над ним будут смеяться все пешеходы.» Не давит то, что красоту и мощь голоса никакими деньгами не купить? Это же не голоса покупать на выборах. Зачем же ты их столько под себя гребешь и гребешь?..
Ты, Миша, как-никак мишень крупная, добротная, как шины «Мишлен». К тому же сам выставился. А что еще нужно голоте, как не поскакать вокруг тебя, всяко-разно копьишком тыча (ну, ты че, ты че?) — и в состояние твое, и в супергренадерский рост, и в раздувшиеся вместе с мошной претензии («Остапу захотелось закричать, что он главный, что его нужно уважать и почитать, что у него в мешке миллион…»), с потешным приплясываньем встречая твои промахи? А ты, че ль, другого ждал? Но свисавшая изо рта горбуна колбаса — это суть не прожеванные тобой триллиарды. Не нравится «горбун» — давай скажем тебе «горбункул». Горбункулоид — слишком длинно, договоримся на горбункуле. А позу я подробно описал в главе «О толстосерах». Вы, все без исключения российские олигархи, — вы такая высшая каста: олигархня. Тебя одного не демонизирую, а просто беру как представителя.
Вы ходили по мирному полю брани среди полегшего в правовой немощи народа с молоточками, — ходили и, склонившись, выбивали золотые коронки. Год ходили, три года, пять лет в такой позе выбивали, вот ваша спина и зафиксировалась дугою в нравственном горбункулизме. А свисающая из угла рта колбаса по земле волочится.
Кормленное тобою окружение тебя убедило: раз много денег, значит, и ума палата. Оно тебя обмануло. Тебе бы сидеть да тихо похрумкивать миллиардами в свое удовольствие, как мыши в крупе. А ты взял да вылез. И с биатлоном, и с автомобилем, и с «Правее некуда»… И я тебя не заметить уже не мог.
* * *
Если обидел, то давай теперь развлеку. Сергей Довлатов, писатель такой, живший в Нью-Йорке и, между прочим, хорошо у нас читаемый, ростом был почти с тебя, и тоже брюнет. Живя в Ленинграде, «Аврору» он посещал на культурных основаниях, как горожанин, показывал ее наезжающим гостям. Коммуняк он тоже не любил, но демонстративно на них не какал. А на Дворцовой площади, не исключено, собирал дружеские полукружия.
