– Я ненавижу детективы.
– А я не люблю английские. Там все притянуто за уши: большой дом, куча трупов, стихийное бедствие, отрезающее от внешнего мира, убийца – кто-то из числа гостей, и вечный вопрос – кто будет следующим?
– Следующим должен быть ты, Балашов.
– Почему я? Стреляли в темноте, кто знал, что это я?
– Твои шаги трудно перепутать. Следующий – ты. Тебе очень больно?
– Нет. Мне совсем не больно. Я хочу сказать, что физическая боль – это ерунда.
Наверное, он имеет в виду свою поруганную любовь, и тяжкие душевные страдания.
– Если бы тебя не было, – сказал он вдруг, – мне было бы труднее. Мне было бы невыносимо, непосильно трудно. И больно. Наверное, я бы сдался и пустил себе пулю в лоб.
Он взял меня за локти и притянул к себе. Я подумала, что по сравнению с Кирой я как Буратино по сравнению с Мальвиной и не стала к нему прижиматься. Я засмеялась:
– Ты бы промазал и попал в потолок.
– Какие у нас нежности! – раздался голос сверху. – Какое взаимопонимание!
Мы повернули головы синхронно и резко, будто всю жизнь танцевали в паре.
* * *
Вверху, на лестнице, стояла Кира.
– Где Виктор? – зло щурясь спросила она. – Что происходит?
Я не знаю, какую часть нашего разговора она слышала и слышала ли вообще.
Сильно хромая, Кира стала спускаться. Даже хромала она грациозно, придерживаясь за перила, как балерина за станок.
Балашов выпустил меня из кольца своих рук, и я сильно пожалела, что не успела к нему прижаться. Глядя на Киру, но сквозь нее, он сказал голосом, которым, наверное, проводил деловые собрания:
– Пойдем в гостиную. Нам надо поговорить.
– Поговорить? Ты приводишь сюда своих шлюх, ты палишь из оружия у меня перед носом, ты запираешь меня на замок и устраиваешь в доме бардак, а теперь тебе надо поговорить? Ты что, ранен? Где Виктор? – Кира сняла свой прищур и распахнула чудесные глаза в праведном гневе.
О чем он собирался с ней говорить? Жаль, я не успела закрыть на ключ дверь гостиной.
Балашов пошел навстречу Кире, по-хозяйски взял ее за руку и потянул наверх как мать – капризного ребенка. Кира не издала ни звука. Я посмотрела им вслед. Может, стоит проявить героизм, и пока они там беседуют в гостиной, в одиночку поохотиться на маньяков? Все равно Балашов мне не по зубам, все равно у меня нет шансов. Словно прочитав мои мысли, Балашов резко остановился, развернулся, неудобно вывернув Кире руку, и приказал:
– Пошли.
Я и пошла. Может, она и Мальвина, но без меня бы он давно сдался и пустил себе пулю в лоб.
* * *
За столом, в гостиной, сидел Дед Мороз. Он пировал. Огромный осетр, к которому за весь вечер никто так и не притронулся, был порезан на щедрые порции, одна из которых перекочевала к Морозу на тарелку. Туда же он набросал разноцветных салатиков, и даже примостил кусок торта, в котором я приехала. Мороз молча уставился на нашу делегацию. Он изнемогал от желания что-то сказать, но не мог, потому что набил рот так, что из-за щек не было видно ушей.
– Что, уже не тошнит? – спросила я, злорадствуя, что он не может ответить.
Мороз продолжительно замычал. Балашов толкнул Киру в кресло.
Что он задумал? Решил последовать совету 02 держаться кучнее, чтобы не было разброса трупов?
– Я думаю, – сказал Балашов, – пора выкладывать карты на стол.
– Госпожи и господины, – все-таки сумел заговорить с набитым ртом Мороз. – Я могу вам составить компанию в покер. Еще я знаю много других забавных карточных игр, например, «Акулина», она же «Зассыха», или «Кукареку», она же «Банзай». Давайте незабываемо встретим Новый год, а то вы чересчур увлеклись экстримом. Отдыхать надо интересно, а главное безопасно!
Балашов сумел заткнуть его властным жестом.
– Кстати, – жестко сказал он Морозу, – вы здесь человек случайный и вам лучше покинуть дом.
– Не-е, – замотал головой Дед Мороз, – я отсюдова без охраны не выйду. В доме непонятки творятся, я лучше в толпе... давайте в «Зассыху» поиграем, очень смешно, у кого дама пик, тот и зассыха!
– Значит так, – Балашов решил взять инициативу в свои руки. – Ты молчишь. – Он пальцем ткнул в Мороза, тот кивнул. – Говорю я. Мы все вляпались в какую-то историю. Нам действительно сейчас лучше находиться вместе. В доме кто-то есть.
Кира хихикнула.
– Этот кто-то... он убил Виктора, – продолжил Балашов.
– Убил? – Кира произнесла это почти спокойно. Может, ей и правда нравился этот эпизод ее жизни? – Убил? Кто-то? Ярик, ты перемудрил. Ты же сам позвал его стреляться. Ты его и убил!
– Этот кто-то убил не только Виктора. В твоей спальне, в шкафу, я нашел труп эконома. Иван Палыч зарезан ножом.
Кира захохотала.
– Хер с ним, с экономом, – заявил Мороз. – Давайте в «Зассыху», у кого дама пик, тот и...
– Ты молчишь, – рявкнул Балашов. – Говорю я. Внизу, у черного входа на кухню, зарезан охранник. Этот кто-то хорошо знает дом, он зачем-то постоянно вырубает свет. Он много натворил, но с места преступления не уходит. Мы пытались его обнаружить, но не смогли. Я не знаю, кто это может быть! Кира, что ты об этом думаешь?
– Я?! Я думаю, что у кого дама пик, тот и ... Разъяренный, вооруженный муж в этом доме ты, Ярик!
Только не вздумай говорить: «Это не я!», мысленно приказала я Балашову.
– Это не я, – сказал Балашов. – И доказать это не составит никакого труда.
– Друзья мои! – Мороз вдруг стал фамильярным. – Нужно легче относиться к проблемам. Вот меня по кумполу стукнули и ничего, я готов воспринимать жизнь такой, какая она есть, без прикрас, я готов радоваться ей. Кстати, я очень уважаю буддизм, очень! Я думаю, если мы с вами тут запремся и до утра проиграем в «Зассыху», то ничего страшного с нами произойдет. А утро вечера светлее, менты трезвее, все тайное станет явным, и этому стрекозлу уже ни к чему будет вырубать у нас свет. Кстати, господа, я знаю шикарный философский анекдот, он очень подходит к ситуации, но он матерный. И мат там незаменим, иначе анекдот перестает быть философским. Я расскажу, извините, дамы. Умирает пасечник...
– Молчать! – заорал Балашов во всю мощь своих легких и сорвал голос с баса на фальцет. – На чем мы остановились?
– На том, что ты замочил кучу народа, но можешь легко доказать, что это сделал не ты, – усмехнулась Кира.
Она странно себя вела, эта Кира. Вроде и наезжала на Балашова, но беспрекословно слушалась, когда он наезжал на нее. Может быть, она понимает в происходящем гораздо больше, чем мы думаем? Почему эта мысль пришла мне только сейчас? Словно прочитав ее, Балашов сказал:
