Флюра округлила и без того круглые глазки.
– На окраине! – пискнула она.
– А кто вам что должен?! – заорала я. – Кто?! Правительство? Государство? Что? Огромные квартиры в центре?! С чего ради?
– На трех хозяев! – отчаянно возмутилась Флюра.
– Какой кошмар! – я всплеснула руками, как переигрывающий клоун. – Сотни научных сотрудников, врачей, учителей, десятками лет живут в общагах и на съемных квартирах! И не пишут ночами письма в мэрию!
– Мы голодаем! – крикнула Флюра.
– У вас же гектар земли вокруг домов! Вспашите! Посейте морковку! Посадите картошку! Огурцы, помидоры! Консервируйте на зиму! Этим занимается большая часть населения города, даже те, кто прилично зарабатывает и живет в хороших квартирах в центре!
– Вспашите?! Посейте?! – Флюра захлопала покрасневшими глазками. – Я не крестьянка! Мы не крестьяне!
– Вы лентяи, господа беженцы! Суете в телекамеры своих едва рожденных детей, будто нашли их в капусте, и кричите, как вам плохо живется в огромных домах на три семьи. Даете на своих кухнях интервью о своем бедственном положении, а на заднем плане у вас красуется бытовая техника такой стоимости, что не каждый вполне зажиточный горожанин может себе такую позволить! Вы лентяи, господа беженцы! Сначала вы захотели новое корыто, потом большой дом, потом орете, что вы не крестьяне, а знаете, что случается с теми, кто требует сделать их столбовыми дворянами? Они остаются у разбитого корыта!
– У нас уже было разбитое корыто! Было! Мы все потеряли, все, что нажили тяжелым трудом за всю жизнь! И мы не виноваты в этом! – По голубому лицу Флюры вдруг потекли крупные слезы, оставляя на щеках кривые дорожки.
Я пожалела, что начала этот разговор, что наговорила глупостей. Каждый живет, как может, как умеет, и как позволяют обстоятельства. Я пожалела, но сказала:
– Каждый человек должен быть готов, что может потерять все, что нажил тяжелым трудом. И самое глупое – искать виноватых, тратить время на собрания и бесполезные письма. Каждый человек должен быть готов начать свою жизнь заново. Вы всего лишились? Плевать. С вами ваши голова и руки.
Флюра всхлипнула, выскочила в коридор, и, забыв смыть с лица голубую глину, натянула Ивино пальто. Она ушла, хлопнув дверью так, что у Ивы над кроватью зазвенел колокольчик.
– Ну, Лорка, ты даешь! – сказала Ива. – Кажется, нам придется искать новую сиделку.
– Не придется, – отрезала я. – Завтра извинюсь и накину к жалованью полтинник. Останется, куда денется! Целыми днями трепаться, смотреть с тобой сериалы и делать маски, это тебе не картошку садить.
– Э... а это, ты сможешь накинуть его... полтинник? Флюра сказала, что по ящику говорили, будто наш Балашов, того... ... без копья.
– Смогу. Я буду мыть пальмы. Кормить рыбок. И найду кого-нибудь ... побогаче этого Балашова.
Я развернулась и хотела уйти.
– Эй, Лорка, смой с меня глину, а то рожу так стянуло, что рот не открывается!
Я принесла ей тазик с водой. Плюхаясь, Ива сказала:
– На твоем месте я бы не спешила.
– Что?
– Искать побогаче.
– Почему?
– Ну, знаешь, главное – не деньги, а отношение к ним.
Вода в тазике стала голубая.
– И чем же тебе нравится отношение к ним Балашова?
– Ну, ты же сама только что орала: «Всего лишились? Плевать! С вами ваши руки и голова!» Это же не твои слова!
– Это мои слова! – заорала я.
– Не-ет! Ты никогда так не скажешь. Откуда тебе знать, как всего лишаться? Это знают только Балашов ... и беженцы! Ну – как я? Помолодела? – Она повертела розовым лицом, чтобы я получше его рассмотрела. – Знаешь, нет ничего лучше для здоровья, чем французская косметика! Он тебе не звонит, поэтому ты озверела? Не грузись, мужики не любят, чтобы женщины видели их неудачи. Очухается – позвонит.
– Я не могу ждать, пока он очухается! – взвыла я, и, заревев, почувствовала, как лопается внутри пустота и удирает злая серая мышь.
– Так позвони сама! – хмыкнула Ива.
Такая мысль мне в голову не приходила. Я ослабила поток рыданий.
– Понятия не имею, куда и как ему звонить!
– Вот в этом – вся ты! – фыркнула Ива, и сама плюхнула тазик на пол, расплескав голубую воду.
В ванной я умылась и посмотрела на себя в зеркало.
Я почти красавица. Если наложить гипс, не забыв про лицо.
В корзине для грязного белья лежал Кирин костюм. Завтра утром его постираю. Завтра найду Балашова, отдам ему тряпки и бриллианты. Это игрушки из другой жизни. Не из моей.
Завтра же попрошу Вадика собрать чемодан. В одном доме со мной может быть только один мужик – Балашов. Вот такой геморрой.
* * *
Ночью я плохо спала. Вернее – не плохо, а совсем не спала. Такого со мной не случалось, даже когда я как-то получила травму на соревнованиях, и обезболивающие, которые я пила на ночь, не помогали. Физическая боль мучила меня ровно пятнадцать минут, потом я проваливалась в сон, и никакие растянутые связки не могли этому помешать.
Этой ночью у меня ничего не болело. Просто я не хотела спать. А еще, я могла не услышать звонок телефона. Мало ли когда на человека накатит, и он решит позвонить?
Когда небо за окном стало светлеть, я поняла – не накатило.
Я пошла в ванную, снова поразглядывала себя в зеркале, и стала всерьез размышлять: лучше будет, если я буду лежать в гробу накрашенная, или как есть – бледная до синевы, с провалившимися глазами, и сухими старушечьими губками?
Кто это?! Да Лорка это Киселева, из модельного отдела. Она еще пальмы мыла!
Может, Васька поплачет. Ива даст интервью журналистам. Флюра украдкой хмыкнет, прикрывшись цветастым платочком. Вадик с утра не найдет свой плавленый сырок и начнет жевать специи. А ОН ничего не узнает.
Я подошла к Аристону и стала ковырять проводку. Буду стирать Кирин костюм, и получать электротравму. Несчастный случай с каждым может случиться...
* * *
Кирин костюм хорошо отстирался. Вот только травмы не получилось. Эта сволочь Аристон никак не хотел ударять меня током, как я ни старалась. Может, я плохо старалась? Или получила не то образование? Откуда гуманитарию знать, что нужно делать, чтобы ударило током? Впрочем, у Ванькиного кота и такого образования не было. Но повторить его способ я не рискнула. Слишком много радости для злых языков. Черт с ней, с электротравмой. Есть много других проверенных способов.
Я запустила режим легкой глажки и получила Кирин костюм чистым, сухим, и почти отглаженным. Точно таким же я получила... паспорт Камхи Виктора Валерьевича. Надо же, совсем про него забыла! Следом я вытащила кожаную обложку, она почти не пострадала: Аристон – хорошая машина. В бачке валялась еще какая-то бумага, серьезная, с печатями и подписями, правда, она была постирана, подсушена и слегка отглажена. Я развернула бумаженцию и с трудом смогла разобрать: « Договор об уступке прав требования 100% доли в ООО ...» название неразборчиво.
