За его спиной слышится возня — как всегда, когда в комнату входит много народу.
— Рене, мы её нашли, — сообщает Тибо. — Тебя тут сюрприз ожидает. Глянь, что ли.
Неохотно отрываясь от своих мыслей, Рене поворачивается к визитёрам. И его лицо, и без того хмурое, становится ещё мрачнее.
— Доброе утро, знамя моё, — обращается он к растрёпанной понурой Акеми. Переводит взгляд на Жиля, что стоит рядом с ней, и руки у него связаны: — Да уж, действительно сюрприз.
— Ты был прав, — Тибо проходит через комнату, осторожно перешагивая через карту города на полу. — Нашлась твоя Мишель там, где ты и сказал. Дрыхли с пацаном на пару в прачечной. Нагишом.
Рене внимательно рассматривает сперва Жиля в одних штанах, затем Акеми в штормовке на голое тело. Берёт Жиля за подбородок, поворачивает лицом к свету. Рассматривает ссадины, синяк на скуле, качает головой.
— Похоже, лупила от души. Это же она тебя так отделала?
— Мы его не трогали, — заверяет Тибо. — Только скрутили, чтобы не смылся по пути. А вот она Леона покусала.
Клермон с силой впечатывает мальчишку в стену, хватает за горло.
— Крысёныш, что улыбаешься? Ты её изнасиловал, поганец?
— Да! — отвечает Жиль, глядя на Акеми.
Девушка ловит его взгляд, на лице растерянность, она не понимает, зачем он это сказал, это же неправда…
— Акеми, детка, он тебя изнасиловал? — обращается к ней Рене.
— Да! — хрипло выдыхает мальчишка. — Да! Ск-кажи ему!
«Если я скажу „да“, Рене его убьёт, — с ужасом понимает Акеми. — Если „нет“… наверное, нас обоих».
— Жиль, родной, не надо… — умоляет она. — Рене, оставь его в покое!
— Надо же, как ты запела, — в голосе Шамана нет ничего, кроме усталости и разочарования. — И как же нам теперь быть, а, знамя моё?
Он отпускает Жиля — тот с трудом удерживается на ногах, ловит ртом воздух, тяжело дыша. Рене с сожалением качает головой, делает шаг к Акеми. Девушка пятится, часто моргает, кутается в куртку.
— Пожалуйста, не надо, — шепчет она. — Рене, не трогай Жиля, пожалуйста!
— Неужто так хорош в постели? А вчера ты была готова сама его убить.
— Он сестру защищал, — вырывается у Акеми невольно. — Потому и увёл её.
— О, да тут у нас, оказывается, элитарчик примазался! — делает круглые глаза Тибо. — Шаман, твоя Мишель променяла тебя на юного шпионыша! Понятно теперь, почему полицаи нас…
— Заткнись, Тибо! — рявкает Рене яростно. — Мартен, открывай погреб, — он швыряет Акеми свою футболку. — Оденься. Как же ты… — Клермон сжимает кулаки, сплёвывает под ноги. — Отдал бы тебя парням, но падалью с друзьями не делятся. Что ж теперь делать с тобой, а?
Девушка молчит, глотая слёзы. Тибо обходит вокруг неё, прищёлкивает языком:
— А я бы её в расход пустил. Раз она у нас такой символ народный, пусть и закончит красиво. Под пулями, в стычке с полицией.
Жиль в два прыжка оказывается рядом с Тибо, лупит его ногой по голени, а когда тот падает, бьёт сверху по шее связанными руками, а снизу — в лицо коленом. Рене и Леон тут же валят мальчишку на пол, Акеми бросается к Жилю, но её перехватывает вернувшийся Мартен.
— В погреб! — распоряжается Клермон и пинает Жиля в поясницу. — В погреб девку! И обратно иди, поможешь.
— Нет, — отвечает боец. — Я в этом участвовать не буду. Иди к чёрту.
Мартен опускает Акеми в тёмную холодную яму под полом, вытягивает наверх лестницу. Девушка кричит, зовёт то Жиля, то Рене. Сорвав голос, умолкает, пытается выбраться, ломая ногти о бетонные стены погреба. Люк в полу открыт, и Акеми слышит звуки глухих ударов, как ругаются сквозь зубы Рене и его подручные и слабо вскрикивает Жиль.
— Помогите… — плачет Акеми. — Остановите их… Кто-нибудь, пожалуйста…
Внезапно становится тихо. Потом Акеми слышит шаги, и в погреб заглядывает Рене.
— Отойди в сторону, — сухо велит он девушке, и подошедший Леон сбрасывает Жиля к её ногам.
Акеми бросается к мальчишке, дёргает узлы из рваной простыни, стягивающие его руки. Жиль часто дышит, лицо залито кровью. Девушка торопится, пальцы скользят, не слушаются.
— Не… — едва слышно шепчет Жиль. — Положи… на колени.
Она кивает, переворачивает его на спину, головой устраивает к себе на бёдра. Рвёт на лоскуты футболку Рене, прикладывает куски ткани к разбитому лицу. Жиль попёрхивается, сплёвывает кровь полным ртом. Горячая тёмная жидкость стекает на земляной пол, пропитывает рукав штормовки. Акеми накрывает волна лишающего сил страха, она теряется, то дёргает путы на запястьях Жиля, то отжимает рваную футболку и снова убирает кровь.
— Мой родной, мой хороший, — плачет она. — Ну как же так… Что я наделала…
Вспоминает про вакидзаси в кармане куртки, достаёт его и перерезает узлы, стягивающие руки мальчишки. Жиль смотрит на неё с благодарностью, пытается улыбнуться.
— Они ниче… тебе не…
— Нет-нет, — торопливо заверяет Акеми. — Ничего не сделали, не волнуйся.
— Мне не… не больн…
Он снова кашляет кровью, пытается повернуться на бок, но тело не слушается. Девушка помогает ему, укладывает рядом с собой, поглаживает щёку кончиками пальцев.
— Только не засыпай, Жиль! Мой родной, не спи, — просит она. — Смотри на меня. Пожалуйста, смотри на меня. Храбрый мой, заботливый, не спи.
Он силится что-то сказать — и не может. Кровь капает с тряпки, которую Акеми придерживает у его рта, впитывается в землю. Взгляд широко раскрытых глаз устремлён на девушку — но проходит несколько минут, ресницы Жиля мелко дрожат, веки опускаются.
— Нет-нет-нет! — Акеми тормошит его за руку, целует исчёрканную шрамами щёку. — Не спи! Не засыпай, Жиль! Нет!
Вдох. Вдох. Вдох. Короткий хриплый выдох. Сердце колотится, слишком торопится, запинается раз, другой. Вдох. Ещё вдох — резкий, такой громкий, что Акеми вздрагивает.
— Открой глаза… — умоляет она тихонько. — Пожалуйста, посмотри на меня!
Она сидит, поглаживая раскрытую ладонь, и вслушивается в стук собственного сердца, пытаясь уловить хоть что-то ещё. Где-то в доме над ней ходят люди, что-то падает и гремит, хлопают двери. Акеми смотрит в одну точку — на крохотную сияющую в падающем свете каплю на ресницах Жиля.
— Мне пора.
Девушка поднимает голову — и встречается с Жилем глазами. Мальчишка стоит рядом с ней, смотрит виновато.
— Я вернусь, сэмпай. Я скоро вернусь.
Голос гаснет, тает в тишине. Там, где только что стоял Жиль, лишь бетонная стена. И тут Акеми понимает, что шрамов на лице Жиля не было.
Она кричит так громко и отчаянно, что за ней в погреб спускаются Клод и Мартен. Пока Клод удерживает закатывающуюся в истерике девушку и засыпает ей в рот горсть синтена, Мартен присаживается на корточки, трогает артерию на шее Жиля. Сокрушённо качает головой и вздыхает:
