— Не было.
— Может, кого из клубных девок обрюхатил, а её хахаль и… — Сорси выразительно проводит ногтем поперёк горла.
— Бред. Убить человека проще, чем сделать аборт?
— Верно, — вздыхает Сорси. И обе умолкают надолго, каждая погружённая в свои мысли.
За три минуты до назначенной церемонии кремации перед крыльцом останавливаются два тёмно-синих электромобиля. Из первого выходит пожилая чета: чопорная женщина в расшитом жемчугом сиреневом платье со шлейфом и мужчина с цепким взглядом светло-серых глаз, одетый в чёрный строгий костюм. Женщина брезгливо морщится, глядя на растрескавшуюся пыльную землю под ногами, мужчина властным жестом подзывает Сорси:
— Аккумуляторы подзарядить сможешь?
— Да, месье. Только отгоните машины за угол, налево. Там у нас питающие кабели.
Вниманием Акеми, почтительно замершей у входной двери, полностью завладел хозяин второй машины, в котором она сразу узнала Бастиана Каро. Его манера держаться, осанка, одежда, аккуратно подстриженные волосы, бесстрастное лицо — всё несёт на себе печать власти. Он выходит сам, открывает заднюю дверь электромобиля и помогает выбраться рыжей, как огонёк, девочке лет пяти-шести, а потом обходит машину и присаживается у переднего колеса. Долго что-то рассматривает, хмурится.
— Чёрт бы побрал этот лёд, — произносит раздосадованно. — Отец, бампер ободран, но покрышка цела.
Из второй машины выходит ещё одна женщина. Молоденькая блондинка, одетая куда скромнее спутницы Каро-старшего. Судя по покрасневшим глазам, она — единственная, кого смерть Доминика по-настоящему расстроила. «Неужели жена Советника? — с удивлением думает Акеми. — Такая невзрачная и юная…»
— Что стоишь?
Резкий окрик заставляет Акеми вздрогнуть и услужливо распахнуть дверь перед Каро-старшим.
— Простите, месье. Проходите, пожалуйста.
— Женщины — вперёд, — распоряжается он и отходит к старшему сыну: — Отгоним машины на зарядку.
Мать Доминика беспокойно комкает в руках носовой платок, мнётся у входа.
— Там сильно пахнет? — шёпотом спрашивает она у Акеми.
— Нет, мадам. Разве что лилиями.
— А девочка не испугается? Кстати, где она? Амелия!
Та мгновенно оказывается рядом. В руках у неё ветка сирени. Настоящей сирени, рвать которую жителям Третьего круга запрещено. Акеми ловит себя на мысли, что ей очень хочется потрогать живые цветы и листья.
— Я могу пройти? — звонко спрашивает девочка.
— Да, мадемуазель. Позвольте, я вас провожу.
Увидев визитёров, стоящая на коленях перед постаментом Кейко резко поднимается, отшатывается прочь. Акеми незаметно делает ей знаки уйти, но та забивается в угол и смотрит оттуда полными слёз глазами. Старшая сестра отходит в сторону, стараясь встать так, чтобы закрыть Кейко от других.
— Дядя Ники… — звенит в тишине слабый, испуганный голосок. — Проснись, мы тут все за тобой приехали…
Девочка стоит на цыпочках, стараясь заглянуть в мёртвое, неподвижное лицо. Руки в кружевных белых перчатках укладывают ветку сирени рядом с телом и трогают погребальную ткань. Рыжие ресницы машут часто-часто: то ли их обладательнице что-то в глаз попало, то ли собирается плакать. Мать Ники что-то бормочет, обмахиваясь платком, тоскливо смотрит в сторону двери. Жена Советника хлюпает носом, стараясь сдержать слёзы.
— Мам, зачем его так завернули? — спрашивает малышка. — Как куклу…
За спиной Акеми протяжно всхлипывает Кейко.
— Я так не могу! — нервно вскрикивает старшая Каро и идёт было к выходу, но натыкается на мужчин и Сорси и возвращается обратно, тараторя: — Фабьен, давайте закончим быстрее и поедем обратно. Мы опоздаем к приходу гостей!
В маленьком траурном зале мгновенно становится тесно и душно. Семья стоит вокруг постамента, Сорси и сёстры Дарэ Ка — у стены, не мешая. Акеми исподтишка рассматривает тех, с кем они едва не породнились. Старший Каро обнимает жену за плечи, та кривит рот, как заведённая повторяя: «Уйдём. Уйдём…». Супруга Советника что-то тихо шепчет, обращаясь к мёртвому. Акеми напрягает слух и улавливает:
— …теперь за меня заступится? Ты один… был другом… Как же я теперь?..
Из-под материнской руки выглядывает девочка, внимательно глядит то на одну из сестёр Дарэ Ка, то на другую. Скорбное выражение на мгновение покидает её лицо, уступая место радости узнавания:
— Кейко! Ты же Кейко, верно? — она подбегает к сестре Акеми, хватает её за руку. — Я тебя видела! Дядя Ники рисовал твои портреты. У него целый альбом рисунков тебя!
Кейко Дарэ Ка кивает, слезинки часто падают на мозаичный пол. Девчонка порывисто обнимает её за талию, прижимается щекой к животу и бормочет приглушённо:
— Ты его береги. Как проснётся, передай, что Амелия тоже его любит.
— Амелия, отойди от неё немедленно! — приказывает отец.
Акеми переводит взгляд на Советника — и её тут же охватывает необъяснимый страх: Бастиан Каро смотрит на Кейко с кривой улыбкой на губах и непонятным торжеством.
— Брат, — говорит он, не сводя глаз с девушки. — Брат, я клянусь тебе: тот, кто виновен, заплатит. Сполна.
Голос, полный тщательно сдерживаемой ненависти, гремит в зале. Акеми не выдерживает, отступает назад, закрыв спиной сестру. И чудится ей, будто лицо Советника расплывается, и через него проглядывает жуткая морда мёртвого Онамадзу. Теперь взгляд Бастиана словно прожигает в ней дыру, заливая душу холодом предчувствия.
Страшный взгляд. Опасный. Как стремительно растущий кристалл синего льда под беззащитно раскрытой ладонью.
— Я клянусь, брат, — хрипло повторяет Бастиан Каро. — Прощай.
И первым покидает траурный зал.
8. Мизерере
Ночью в квартире Дарэ Ка никто не спит. Акеми и Жиль пытаются убедить отца и Кейко, что дома оставаться опасно.
— Ото-сан, надо уходить как можно скорее! — просит Акеми отчаянно. — Я уверена, что за нами придут первым делом.
— Акеми, мы ни в чём не виноваты, — размеренно и спокойно возражает Макото. — Закон в Азиле един для всех. Я уверен: полиция разберётся во всём очень быстро и накажет виновных.
Жиль, жующий кусок рыбы, завёрнутый в тонкую лепёшку, мычит и качает головой, демонстрируя, что его мнение не совпадает с мнением главы семьи.
— Закон есть для нас, есть для Второго круга и, возможно, для части жителей Ядра. Но, ото-сан, нет закона для таких, как Советник Каро. Ты просто не видел его лица вчера. Он расправится с нами только потому, что его брат погиб в нашем секторе.
— Анэ, — тихонько окликает её Кейко. — Я остаюсь здесь. Я виновна. Ники не стало из-за меня. Не хочу прятаться и не вижу смысла. Ото-сан, уходите вместе с Акеми.
