— Коллеги, я ещё раз призываю вас всех к экономичному расходованию ресурсов, — монотонно гудит Седьмой из-под блестящей стальной маски. — Запасники не бездонны, восполнять те же химические вещества почти неоткуда. Да, город прекрасно приспособлен под самообслуживание, да, мы используем по максимуму переработанные отходы — но есть то, что мы не можем воспроизвести. Потому я призываю вас не тратить полимеры на производство модных тряпок для ваших жён и не устраивать пиршеств по любому поводу. На вас смотрят люди попроще. Задумайтесь, что они видят. И как увиденное сказывается на их отношении к вам и вашим семьям. Месье де Ги, я сказал что-то смешное?
Семидесятилетний Советник де Ги кивает, продолжая улыбаться. Тёмно-лиловая ткань мантии шелестит, когда её владелец привстаёт со своего места.
— Уважаемый Седьмой, — скрипит де Ги. — Мы не знаем, сколько вам лет и каков ваш житейский опыт, но могу сказать: сколько я живу на свете, чернь вечно завидует нам, как бы скромно мы себя ни держали. Это вечное: раз ты из Ядра — ты богач. И всё, что ты имеешь, отобрано у плебеев. Можно отдать этим крысам из Третьего круга всё и остаться ни с чем, но они этого не оценят. И продолжат считать нас зажравшимися свиньями. Ваша просьба отдаёт наивностью.
Гордо вскинув подбородок, старейший Советник снова садится в кресло. Седьмой складывает руки перед собой, переплетая пальцы.
— Вы не поняли меня, де Ги, — спокойно и твёрдо возражает он. — Я не призываю всё поделить и всех уравнять. К сожалению, люди устроены так, что в наших условиях приходится держать население в строгости и не давать доступа к ресурсам. Иначе мы все обречены на смерть от голода в течение месяца-двух. Я просил о другом. Будьте мудры и умеренны в своих потребностях сами, дабы не возбуждать в простых людях зависть и гнев.
«Интересно, — размышляет Бастиан. — А из каких слоёв общества Седьмой? Вряд ли Третий круг: для этих крыс он слишком образован и здравомыслящ. Второй круг? Вероятно. А если судить по речи и манере поведения — он наш, из Ядра. Но кто?»
Седьмой поменялся шесть лет назад. Его предшественник был менее решительным, более склонен к поддержке мнения большинства Советников. Новый Седьмой обладал развитой логикой, великолепно оперировал историческими фактами, не боялся спорить, даже когда пятеро Советников имели одно мнение и их оппонентом оставался только один человек. Предыдущий Седьмой мало знал о происходящем в низах. Этот же иногда излагал информацию и цифры, которыми не располагали ответственные за ту или иную сферу Советники. За кратчайшее время нынешний Седьмой вырос из обладателя запасного голоса до председателя Совета, имеющего решающее мнение. Бастиан Каро считал его лидерство более чем уместным и обоснованным. И мало того — всё чаще и чаще ловил себя на мысли, что хотел бы видеть Седьмого в роли своего наставника.
Внезапный протяжный хрип заставляет всех присутствующих вздрогнуть. Жослен Фейад с треском рвёт на шее белоснежный воротничок, сипло дышит, наваливаясь на стол всем телом. Пьер Робер тут же бросается к входной двери, чтобы впустить хоть немного воздуха. Бастиан сдвигает в ряд несколько стульев, и Фейада укладывают на них.
Седьмой покидает своё место и быстрым шагом выходит за дверь. Складки плаща, колыхаясь в такт его шагам, создают подобие ветерка, и Бастиана на мгновенье отпускает тяжёлая, мутная духота.
— Врача в зал заседаний! — разносится по коридорам Оси сильный голос Седьмого.
— Не надо врача! — хрипит Фейад. — Я здоров! Оставьте меня в покое!
Он яростно отталкивает Каро и Робера, пытающихся его удержать, падает, на четвереньках отползает к стене, где садится, тяжело дыша. Обводит присутствующих безумным взглядом и кричит, будто выплёвывая обрывки фраз:
— Руки прочь! Я здоров! Я не уйду с поста! Это место — моё! Я достоин! Не позволю его отнять! Я Советник!
— Вот только психа нам в команде не хватало, — презрительно цедит Робер и отходит в сторону, пропуская к Фейаду Седьмого и примчавшегося врача.
Бастиан отходит к столу, спокойно собирает в стопку свои бумаги с отчётами, укладывает их в старинную кожаную папку. В суете вокруг толстяка Фейада он чувствует себя лишним. «А ты хорош, Жослен, — думает он с усмешкой. — Тюфяк тюфяком, а за пост мёртвой хваткой держишься. Только если захотят тебя переизбрать — не поможет. А захотят обязательно, если ещё раз дашь слабину».
Седьмой возвращается на своё место, ждёт, когда шум в зале заседаний немного притихнет, и обращается к Советникам:
— Коллеги, на сегодня я считаю наше заседание закрытым. В таком душном и жарком помещении кому угодно станет плохо. Мы вернёмся к обсуждению проблем города через три дня. Советник Фейад, я желаю вам скорейшего выздоровления. Не пренебрегайте помощью врачей.
Высокая фигура Седьмого склоняется в вежливом полупоклоне и исчезает в лифте в самом тёмном углу зала заседаний. Этот лифт, ключом к которому владеет лишь один человек, наравне с маской и старомодным плащом помогает Седьмому сохранять инкогнито. Никто не знает, откуда он приходит и куда уходит. Так велит традиция.
Вместе с остальными Бастиан покидает душный зал, проходит по вытертой ковровой дорожке до лифтов и сворачивает на лестницу. Он тоже следует заведённой традиции: спускаться только пешком. Десятком этажей ниже его догоняет Советник Робер.
— Каро, погоди! — окликает он.
Бастиан терпеливо дожидается, пока Пьер преодолеет лестничный пролёт и отдышится.
— Теряешь форму, — сурово отмечает Советник Каро. — Вроде такой же подтянутый, но откуда одышка?
— Так духотища же! И тебя бегом догонял. Ты куда сейчас?
— Возьму машину и во Второй круг.
— А я тебя хотел пригласить на бокал бурбона с отличным стейком.
— В другой раз, дружище.
Пьер ерошит пятернёй рыжеватые волосы. Свет, падающий из окна, подсвечивает розовым его оттопыренные уши, и Бастиан вспоминает, как в школе любил подносить к затылку будущего Советника пару светодиодных лампочек. Воспоминание заставляет его губы растянуться в улыбке.
— Ну, тогда в другой раз, конечно, — разводит руками Пьер. — К Веронике едешь? Как её самочувствие?
— Уже лучше, — сдержанно отвечает Бастиан. — Врач сказал — ничего серьёзного, женская хворь.
— Ничего серьёзного? — изумлённо переспрашивает Робер. — Если бы я своими глазами не видел, может, поверил бы врачу.
— Она сама виновата, — равнодушно отвечает Бастиан, продолжая спуск по ступенькам. — Бросила пить таблетки. Эти, которые наши женщины принимают поголовно для красоты и здоровья. Горничная сказала, что мадам их не пьёт с полгода, прячет в комод.
— Зачем?
Бастиан пожимает плечами.
— Кто ж знает, что может женщине в голову прийти. Но, судя по всему, отмена таблеток по ней и ударила.
— Ты не говорил с ней об этом?
— Нет. Не хочу выслушивать бессмысленный лепет в ответ.
