— Прощу прощения, господа. Я приехал, как только смог.
— Принято, месье Каро, — гудит из-под маски Седьмой. — Мы в курсе ваших обстоятельств. Пока вы отсутствовали, я взял на себя часть ваших полномочий. Распорядился о скорейшем монтаже системы подачи воды с полей в Ядро. Население Ядра оповещено о необходимости кипячения воды и недопустимости приобретения её у обитателей Второго и Третьего круга.
— Благодарю, месье Седьмой. По пути сюда я как раз столкнулся с группой таких продавцов воды. Их настрой мне не понравился.
Робер издаёт смешок, в котором ясно звучит истеричная нотка, и утыкается лицом в ладони.
— Что? — хмуро спрашивает Бастиан.
Вместо Пьера отвечает Канселье:
— Советник… У нас проблемы. Точнее, у вас.
— А, вы уже виноватых назначили? Ну-ну. Разъясните.
Бастиан усаживается на своё место за столом, складывает руки на груди. Канселье встаёт по стойке смирно и докладывает:
— По факту вспышки тяжёлой инфекции была проведена проверка одной из линий водоснабжения. Той самой, что питает Ядро. Эту ветвь блокировали, взяли пробы для анализа и слили воду полностью. Пробы брали всюду, где возможен доступ, и здесь, в Ядре. Врачи подозревают сальмонеллёз или дизентерию, но пока у нас нет подтверждения. Но источник заражения найден. Мёртвые крысы.
— Как они попали в систему? — спрашивает Бастиан, уже предвидя ответ начальника полиции.
— Однозначно не попрыгали туда самостоятельно, вскрыв замок на камере для взятия проб. Техники, обнаружившие крыс, вытащили и мешок, в котором те находились до того, как попали в воду.
— Это называется «теракт», — бесцветным голосом сообщает Пьер Робер.
— «Пейте нашу Кейко…» — невольно вырывается у Бастиана.
— Браво, Советник. Вы тоже видели эти надписи на стенах в трущобах? — ухмыляется Канселье.
— Не видел. Слышал от… Чёрт! — не сдержавшись, Бастиан бьёт кулаком по столу.
— Вот именно, — кивает Робер. — Я распорядился усилить полицейское патрулирование и охрану Ядра. Охраняют и систему доставки воды, которую сейчас собирают. Вводится комендантский час на территории Второго и Третьего круга.
— Второго тоже?
— Да, месье Каро, — кивает Седьмой. — В госпитале полно жителей Ядра, в том числе детей. А агрессивный настрой низов вы лицезрели сегодня сами. Ситуация неприятная. И мне она видится серьёзнее, чем выглядит на первый взгляд.
Советник Робер тоже кивает и угрюмо произносит:
— Господа, я предлагаю уже разойтись по своим местам. Месье Каро, мы тут с семи утра заседаем, координируем, принимаем новости, анализируем…
— Понимаю. Акеми Дарэ Ка арестовали?
Начальник полиции качает головой. Бастиан буровит его взглядом, в котором мешается презрение и сдерживаемая ярость.
— Тогда я требую у вас, месье Робер, права на проведение сегодня же обыска в японских семьях, — Каро чётко выговаривает каждое слово. — В сопровождении вооружённой охраны. Не щиты и дубинки, Советник. Дайте нашим людям оружие, понимаете? Раз плебеи так держатся за своих, я заставлю их выдать нам эту тварь добровольно. Это необходимо было пресечь превентивно и выловить девку сразу!
— Протестую! — вмешивается Седьмой. — Там старики, дети…
— Пьер, ты дашь мне разрешение и людей? — с нажимом спрашивает Бастиан. — Сперва мой брат, теперь моя дочь и несколько десятков других детей из нашего круга. Пьер, если ты не позволишь — я пойду туда один, слышишь?
Пьер Робер смотрит сперва на Бастиана, потом переводит взгляд на Канселье, затем обращается к Седьмому:
— Извините, Советник. Но тут мы с месье Каро в большинстве. Да, Бастиан. Я даю добро.
Течение Орба мягко покачивает лодку, мерный плеск воды под веслом убаюкивает. Голова тяжёлая, но глаза не закрываются, хочется смотреть и смотреть вверх. И пытаться увидеть небо сквозь узор конструкций Купола. Маленькие руки комкают край старого плаща, укрывающего девочку от прохладного ветра. Ветер поёт в вышине тихо и грустно, и река вторит ему.
— Как ты, дитя? — слышится голос отца Ксавье.
Амелия медленно опускает ресницы и слегка улыбается. Не потому, что ей хорошо, просто её так учили отвечать взрослым. Делать вид, что всё в порядке, чтобы не волновать никого попусту. На самом деле ей очень плохо. Плохо настолько, что она не владеет собственным телом. И к ней в голову приходит то, чего она не звала.
— Я видела, что сделал Бог, — еле слышно отвечает она. И добавляет, подумав: — Он совсем не добрый.
— Иногда — добрый. Иногда — нет. Но справедливый всегда, — отвечает отец Ксавье.
— На кого он похож?
— Трудно сказать. Мне думается, на каждого из нас.
— Так не бывает. Нельзя быть всеми.
— Это Бог, мадемуазель Каро. Он может всё.
Амелия беззвучно вздыхает. Кладёт руки на живот, собирает плащ в складку. Задумчиво проминает складку в середине и внимательно рассматривает результат. Ксавье Ланглу наблюдает за действиями девочки, пытаясь понять, что та делает. Амелия ловит его заинтересованный взгляд и спрашивает:
— Бог бы догадался, что это?
— Конечно.
— Так неинтересно. А если бы я решила обмануть и сказала бы, что ответ неверен?
— Полагаю, он бы тебе подыграл.
— Я думаю, что про удава, который проглотил слона, знаем только мы с мамой, — ревниво заявляет девочка.
Ксавье уверенно кивает.
— А я думал, это шляпа, — говорит он.
Карие глаза Амелии становятся абсолютно круглыми, рот в изумлении приоткрывается. Ксавье отворачивается, чтобы спрятать улыбку, и делает вид, что осматривает берег.
— Скоро ты будешь дома, малышка. Вон уже соевые поля заканчиваются, осталось мимо кукурузы проплыть — и границы Ядра, — мерно работая веслом, говорит священник.
Девочка с усилием приподнимается, вытягивает шею, всматриваясь вдаль.
— А почему мы не по дороге поехали?
— Так быстрее. И на дороге трясёт. И пыль, — отвечает Ксавье. А мысленно добавляет: «И путь по реке для дочери Советника безопаснее».
Амелия ложится обратно, на дно лодки, поднимает вверх руку, мрачно рассматривает исколотые вены. От грубых игл на тонкой коже остались синяки.
— Как сливовый джем, да, отец Ксавье?
— Это пройдёт, маленькая. Когда спасаешь жизнь, иногда необходимо причинить боль.
Рыжие ресницы опускаются. Девочка на ощупь шарит по жестяному дну плоскодонки, чертит пальцем узоры.
— Отец Ксавье, а что там, вдоль берегов?
— Соя растёт, кукуруза. Из них делают еду для бедняков, бумагу, масло, предметы для быта.
