…и приземляется на корточки посередине балки, соединяющей собой две заброшенные высотки. Осторожно встаёт, выпрямляется во весь рост и зовёт:
— Кей-тян! Где ты?
Девушка в голубом стоит, закрыв лицо ладонями, справа от Акеми — там, где балка переходит в глухую стену.
— Sa-an… — произносит она.
Балка стремительно удлиняется, становится шире — и вот Акеми уже на пустынной дороге, конец которой теряется в мерцающей холодными искрами темноте. И уверенно бежит туда, где виднеется тонкий девичий силуэт.
— Подожди! Постой! Не прячься!
— Shi-i…
Рукав голубого кимоно мелькает среди нагромождений сломанных ящиков и контейнеров. Позади Акеми что-то с грохотом рушится — но она не оглядывается и упрямо бежит вперёд.
— Имо то, постой! Во что мы играем, что это?
В метре от Акеми стремительно вырастает ледяная стена. Девушка с трудом успевает затормозить, падает на колени. Сверху летят куски смертоносного льда, разбиваются вдребезги рядом с Акеми, но ни один из осколков не задевает её.
— Кей-тян! Я не боюсь!
— Go-o…
Сестра стоит перед ней — статуя, искрящаяся нежнейшим голубым льдом. Ладони плотно закрывают лицо, серебрится в тёмных волосах иней. Акеми делает шаг навстречу.
— Я нашла, имо то. Не прячься. Я не боюсь. Хочешь — дотронусь?
— Ro-ku… — тихо тянет Кейко.
Расстояние между сёстрами не сокращается, как бы Акеми ни тянулась, сколько бы шагов вперёд ни делала. Кейко остаётся недосягаемой, и Акеми вдруг понимает — сестра не желает, чтобы её трогали. «Лёд. Это же лёд! Кей-тян не нужна моя смерть… она что-то хочет показать».
— Послушай меня. Мы играем, верно? Мы с тобой в детстве так считали, когда прятались. Ты водишь, Кей-тян?
Та медленно качает головой, и бубенчик, вплетённый в косу, оживает.
— Если не ты водишь… кто тогда?
— Na-aa-na… — глухой, жутковатый рык заставляет сестёр вздрогнуть.
Кейко мигом садится на корточки, прячет лицо в коленях, Акеми невольно повторяет то же самое. Исчезает ледяная стена, девушки сидят под перевёрнутым мусорным ящиком. Сквозь щели в нём мерцают колючие голубые огоньки. Акеми накрывает необъяснимым, как в детстве, липким ужасом, она жмурится, сжимается, стараясь стать незаметной. В ударах собственного сердца ей слышатся шаги — мерные, тяжёлые, приближающиеся.
«Если Кейко не водит, то кто водит? Кто? Мы прячемся… Мы обе жертвы, добыча!»
— Кей-тян, — шепчет она. — Кей-тян, кто там? Во что мы играем, имо то?
Акеми заставляет себя сделать глубокий вдох, потом выдох. Собраться, как учил отец. Страх — только внутри. И лишь в её силах справиться с ним. Ладонь скользит по бедру, нащупывает самодельные ножны, тянет вакидзаси за рукоять.
— Кей-тян, мы выиграем, — успокаивая и сестру, и себя, говорит Акеми. — Какие правила?
Кейко трясёт косами, и её испуганный голос повторяет и повторяет в голове Акеми: «Не играть! Тебе нельзя играть! У Зверя нельзя выиграть!»
— Hach-h-hi… — рокочет над ними леденящий голос, и мощный удар раскалывает контейнер пополам.
Акеми бросается в сторону, перекатывается по холодному бетонному полу, обдирая плечо, ныряет за спасительный угол. От тяжёлого запаха разлагающейся рыбы подкатывает тошнота, вид громадины, которую она лишь зацепила краем глаза, сеет ужас.
— Нет-нет-нет, — твердит Акеми. — Я не боюсь, я не должна!
Вдох. Выдох. Девушка вылетает из укрытия, на бегу выхватывая клинок из ножен. И останавливается в изумлении. Среди размётанных обломков мусорного контейнера сидит Кейко, низко опустив голову и держа в руках любимую чашку. А рядом с ней стоит мужчина в дорогом сюртуке и начищенных до блеска ботинках. Черты его лица расплываются, чётко видна лишь жуткая разинутая хищная пасть. Рыбья пасть.
— Убегай, девочка с игрушечным мечом, — насмешливо булькает Зверь. — Я убил Онамадзу, тебя ли теперь бояться?
Акеми выставляет вакидзаси перед собой, упрямо смыкает губы. «Я не боюсь. Я человек, а человек сильнее Зверя!» Существо медленно, с завораживающей грацией двигается к ней.
— Беги! — приказывает тварь, нависая над Акеми.
— Kyu!!! — звонко кричит девушка и выбрасывает вперёд руку с клинком.
Лезвие входит по самую рукоять. Акеми осоловевшим взглядом смотрит на оседающую на пол тварь. Как всё просто! Человек сильнее Зверя! Смотри, Кейко!
— Смот… — начинает было Акеми — и умолкает, испугавшись собственного голоса.
У издыхающего чудовища женское лицо. Раскосые серые глаза, японские высокие скулы. Тёмные волосы, остриженные до плеч. Плечи по-мужски крепкие и широкие — сказались занятия плаваньем в мутных водах Орба. Поверженный Зверь сжимает в правой руке короткий меч.
— Jyu! — торжествующе выдыхает Акеми. Звук получается смазанным, больше похожим на рык — нелегко говорить пастью, полной острых рыбьих зубов.
Девушка в голубом кимоно баюкает в ладонях алую чайную чашку и едва слышно напевает:
— И-чиии… Ни-и… Са-ан… Си-и…
Зверь ложится у её ног и засыпает с открытыми глазами. В вышине поскрипывают старые жестяные вывески, хлопают по ветру не то линялые флаги, не то развешенное на просушку тряпьё. Яркие голубые огоньки мерцают среди многоярусных построек заброшенного сектора.
Го-о…
Ро-ку…
На-ана…
От собственного вопля звенит в ушах. Акеми садится в постели, загнанно дышит. Её колотит, подушка и простыня мокры от пота. Руки трясутся, когда она натягивает на себя одеяло, чтобы хоть как-то согреться.
Реальный мир понемногу возвращается, обретает привычные запахи, черты и краски. Тикают старинные часы в углу маленькой комнаты. В лучах утреннего солнца, проникающего сквозь щели жалюзи, танцуют пылинки. С рисунка на стене улыбаются Акеми незнакомые чёрно-белые люди. Со стеллажа, заваленного чертежами и всякими деталями, металлическими и пластиковыми, свисает полотенце. На длинном обитом жестью столе царит хаос из проводов, перчаток, респираторов, подсумков и вездесущих в этом доме железок. По полу раскиданы пёстрые подушки, в углу на табурете брошен скомканный плед и её, Акеми, комбинезон.
Кутаясь в одеяло, девушка сползает с просторной — почти на полкомнаты! — кровати и бредёт на кухню, перешагивая через разбросанные вещи. Сон не отпускает её, и больше всего сейчас она боится услышать, как нежный голос Кейко произносит нараспев очередную цифру — потому что тогда исчезнет то, к чему она вот уже несколько дней старательно привыкает, и Акеми окажется где-нибудь в незнакомом и пугающем месте. На краю крыши, например.
