— Я тоже смеялась, месье Каро. Дураком его называла. Мечтателем. А у него в голове своё было. Всё, что он у меня спрашивал, он обращал себе на пользу. Он со многими общается. Ради того, чтобы получить знания. Он очень умный. И знает, как людей зажечь. И знает город, как никто другой, — она распаляется всё сильнее, голос крепнет. — Вы сидите в своём Ядре, за стенами, и думаете, что там безопасно? Это Рене отравил вашу воду. Я не докажу это никогда, но уверена в этом. Он ждал момента. Ему нужна была ситуация, которая… которой он бы воспользовался. Вы сами её подготовили, убив Кейко и заперев косых в тюрьмах. Он пользуется гневом Акеми, он сеет в сердцах людей зёрна этого гнева. И чем сильнее вы будете давить на нас голодом и контролем, тем мощнее будет ответ. Он собрал целую армию.
— Это он убил королей трущоб? — хмуро интересуется Пьер.
— Да. Никто другой бы не подобрался.
— А смысл?
— Оставить вас без посредников. Теперь вам неоткуда получать поддержку в Третьем круге. Никто не сможет уговорить людей хранить мир.
— Мы его выловим, — уверенно говорит Бастиан. Сорси смеётся ему в лицо:
— Никто не сдаст вам Рене. На это способна только я. И только потому, что женщина.
Пьер отодвигает бумажный листок, хлопает в ладоши.
— Хорошо! Вот мы все очень напуганы, да. Страшный Рене, народный гнев, стадо людей, вооружённых палками. Я понял всё, кроме одного: ты пришла сюда в слезах, всё рассказала… зачем?
Девица со скрежетом двигает стул ближе к столу, подаётся вперёд, как можно ближе к Советнику Роберу. Лицом к лицу. Кляксы размытой туши делают её похожей на ведьму из детских сказок.
— Когда я сюда шла, я надеялась. Надеялась на ум и силу управленцев Азиля. И вместе со мной надеялись те, кто не хочет бойни на улицах. Только я ошиблась. Вы ничего не сможете сделать. Пока вы морите нас голодом, разрастается ненависть к вам. Попробуете подавить нас силой?
— И подавим, — со спокойной уверенностью вставляет слово Робер.
— Сколько вас? Тысяча, две, три? Против вас встанет весь Третий круг. И, возможно, Второй. Вы ещё не поняли? Теперь это город Рене Клермона.
— Надо было её под арест взять.
Пьер смотрит в окно на пляшущий по каменным плитам тротуара дождь. Голос его угрюм, лицо задумчиво.
— Плюнь. Обычная дерзкая девка, — дёргает плечом Бастиан.
— Ты не понял. Она нам сдала своего мужика. Не думаю, что после этого она проживёт долго. Здесь она была бы в безопасности.
— Нашёл кого жалеть.
— Чистый расчёт, никакой жалости. Девка много знает об этом… Рене.
— Мы тоже будем о нём много знать, когда полиция его возьмёт. Если возьмёт живым.
Уверенный тон Бастиана вызывает у Пьера вздох. Советник Робер приглаживает обеими руками непослушные рыжие вихры, барабанит по вискам кончиками пальцев. Похоже, нервничает.
— У меня ощущение нереальности. Абсурдности происходящего, — признаётся он, выдержав паузу.
— У тебя? — усмехается Бастиан. — У ответственного за безопасность?
Дождь усиливается, потоки воды несутся по тротуару, таща мелкий мусор. Ветер бьёт в окно, хлопает форточкой.
— Вот ты вспомни… Месяц назад кому-нибудь из нас могло прийти в голову, что в городе живут настоящие террористы? Двести шестьдесят девять лет стоит Азиль, и никогда не было подобных инцидентов.
— Память — штука странная. Людям свойственно забывать, что значит для них этот город. И что значим мы друг для друга. Где-то в книге жены увидел фразу «раскачивать лодку». Эти идиоты будоражат народ, не понимая, что…
Появление Канселье обрывает Бастиана на полуслове. Начальник полиции мрачен до черноты.
— Советник Робер, — он коротко кланяется Пьеру. — Вы должны на это взглянуть. Да и вам, месье Каро, не помешало бы…
От опущенных плотных штор в кабинете пыльно и душно. Бастиан дышит через рукав рубахи, не сводя глаз с экрана, на котором под щелчки проектора сменяют друг друга слайды. Фотосъёмка излишне контрастна, и потому изображения вызывают обострённое чувство отторжения и тошноту.
Тела. Брошенные друг на друга, похожие на груды тряпья. Щелчок, меняется слайд. Вспоротые животы, размозжённые головы. Ещё щелчок. Тёмные брызги крови на стенах. Наспех намалёванное «Свобода» и «Свободны!». Следующий слайд. Прозрачные глыбы, громоздящиеся в комнате с мебелью, которую вне Ядра могли позволить себе единицы.
— Стоп, — командует Робер. — Это что?
— Лёд, — отвечает сквозь зубы Канселье — как сплёвывает.
Бастиан вглядывается в изображение на экране. И видит вмёрзшие в лёд трупы. Мёртвые лица, перекошенные гримасой боли. Открытые глаза под бликующей прозрачной гладью. Щелчок, смена слайда. Женщина лет сорока пяти, щекой лежащая в луже крови. Щелчок…
— Это было из дома Сириля. А вот отснятое в доме Элуа, — комментирует начальник полиции.
Распятый на дверях голый мужчина с перерезанным горлом. Детское тело с обёрнутым вокруг шеи жгутом из светлой ткани. Бастиан заставляет себя смотреть на всё это.
— Хватит! — не выдерживает Пьер.
Он закрывает лицо ладонями, выдыхает с долгим глухим «Ааааааааааа…»
— Вам дать воды? — тон Канселье — само равнодушие.
— Это младшая дочка Элуа. Ей пять… ей было пять… — бормочет Пьер. — Её звали… звали…
Бастиан смотрит прямо перед собой. И видит не картинки на полотняном экране, а свою дочь. Рыжие кудри, заботливо расчёсанные Вероникой. Веснушки, щедро усыпавшие нос и щёки. Розовую круглую пятку, торчащую из-под пышного одеяла. Загадочных существ, нарисованных на обоях детской рукой. Гнездо из одежды, построенное в стенном шкафу. Тряпичных кукол, раскиданных по всему дому. Вышитую подушку на высоком стуле в столовой. Стопку пыльных затрёпанных книг со сказками. Отметки карандашом на двери детской: рост в два года, три, четыре, пять, шесть…
— Мы следующие, — глухо произносит Бастиан, заставляя всех обернуться.
В глазах Пьера Робера мечется ужас. Меньше всего Бастиан хочет, чтобы подчинённые видели ответственного за городскую безопасность таким — похожим на растерянного мальчишку. Он делает шаг вперёд, становится перед другом, закрывая его от всех.
— Пьер, — шёпотом окликает Робера Бастиан. — Возьми себя в руки. Мы все сейчас зависим от тебя. Понимаешь?
На лице Пьера сменяют друг друга страх, сомнение, беспомощность. Покажись он таким перед толпой — и всё, Ядро обречено.
— Бастиан, я боюсь… — давится словами он. — Я не знаю, что…
— Так! — рявкает Советник Каро. — Требую оставить нас с месье Робером наедине ровно на пять минут!
Удивительно, но его слушаются. Даже Канселье выходит, не сказав ни слова. И когда Пьер Робер поднимает голову, он встречается глазами с кем-то, лишь внешне напоминающим Бастиана Каро.
