На улицах в лужах играют дети. Хохочут, поднимая тучи брызг, бегают наперегонки, загребая воду сапожками. Снуют между проезжающих машин, вызывая взрывы ругани у водителя грузовика.
— А ну, прочь! — орёт он, потрясая кулаком из открытого окна. — Всех на колёса намотаю, спиногрызы чёртовы, потаскухино племя!
Детвора с довольными визгами отпрыгивает с дороги, шлёпает грязными ладонями по светлым стенам домов, оставляя отпечатки и разводы, и снова мчится по лужам за машинами.
— Вот же дурные нелюди! — рычит водитель.
— У вас дети есть? — спрашивает Бастиан, не сводя взгляда со скачущих в грязи малышей.
— Нет. Нечего плодить нищету. А что?
— Ничего. Я по лужам никогда не носился, но вдруг подумал — и понял, что моей дочери это бы понравилось.
Водитель фыркает, обдавая Бастиана мельчайшими капельками слюны. Каро морщится, лезет в карман за платком.
— Как представлю себе малюсенькую элитарочку, всю такую в кудряшках и розовых тряпочках, да в луже…
В стекло со стороны Бастиана плюхается ком грязи, заставляя водителя смолкнуть на полуслове и тут же взорваться потоком брани.
— Трёхнутые ублюдки, кошачьи потроха, мать вашу растак, чтоб вас всех чёрт побрал и лихорадка повыкосила!
Бастиан не обращает на него внимания. Он смотрит на щуплого подростка, провожающего кортеж издевательским хохотом и неприличными жестами. Светло-русая, выгоревшая под солнцем чёлка закрывает половину лица, но на какое-то мгновение Бастиан ловит взгляд мальчишки — и цепенеет от ненависти, полыхающей в его глазах. И сразу же становится понятно, что будет дальше.
Мальчишка поправляет за ухом трубочку воздушного фильтра, оглушительно свистит — и по грузовику градом лупят комья грязи и камни. Глухой резкий звук — это лопается боковое стекло за плечом Бастиана. Шофёр шумно выпускает воздух сквозь зубы. И, не отвлекаясь от дороги, локтем выбивает люк в задней стенке кабины.
— Так, месье Советник. Полезайте-ка вы в кузов. Там вас хотя бы не видно этим…
— Это всего лишь дети, — холодно отрезает Бастиан.
Ему всё же не по себе. Одно дело, когда тебя ненавидят взрослые, другое — когда той же заразой поражены и дети. Яблоко, падающее рядом с яблоней. Дурная кровь, бегущая по венам. Ненависть, впитанная с молоком матери.
«Ничего не возникает из ниоткуда, — размышляет Советник Каро, разглядывая сквозь паутину трещин серую громаду стены между Вторым и Третьим кругом. — Отцовский шофёр говорил, что виной всему, что происходит сейчас между нами и трущобниками, — зависть. Оголтелое желание иметь всё при невозможности с нашей стороны это обеспечить. Мы никогда им не сможем дать того, что имеют единицы. Следовательно, зависть никогда не утихнет. Полиция подавит этот бунт… и что дальше? До нового всплеска ненависти? Чёрт…»
Что-то не так в этой версии. Бастиан трёт переносицу, провожает взглядом коряво намалёванное на стене «Рождённые матерью ценят жизнь». Да, ещё и это. Он неоднократно слышал, что в народе презирают жителей Ядра, пришедших из Сада. Кто-то же вбил им в головы, что рождённые в машине не наследуют эмоций, привязанностей, чувств… «Пусть так, — кивает своим мыслям Бастиан. — Только мы, недолюди, о вас заботимся, а вы, полноценные, режете своих же. Вы цените жизнь? Во сколько вы оценили жизнь моего брата? Сколько стоят жизни тех наших детей, что вы отравили?»
Огонь, поутихший было после воспитательной встряски, устроенной Пьеру, разгорается с новой силой. Как бы ни хотел мира Советник Каро, верный слуга народа Азиля, Бастиан Каро, брат убитого в трущобах Доминика и отец девочки, которую чудом спасли врачи, мира не хочет.
— Мира не будет, — произносит он вслух.
— Что, месье? — откликается водитель.
Бастиан не успевает ответить. Кортеж проезжает мимо пропускного пункта между Вторым и Третьим кругом, вползает на мост перед Собором — и в этот момент ворота КПП выпускают престранный агрегат на гусеничном ходу, с обложенной набитыми мешками кабиной и оснащённый спереди двухметровым вогнутым металлическим щитом и. Агрегат несётся на кортеж, не сбавляя скорости.
— Что ещё за чёртов бульдозер? — оторопело спрашивает водитель грузовика.
Он изо всех сил пытается прибавить скорости, но тяжёлая махина с электромотором не способна ехать быстрее. Машина Советника Робера оказывается заблокированной между грузовиком и несущимся на него бульдозером. Бастиан открывает дверь, намереваясь выйти, но шофёр рывком возвращает его обратно:
— Куда, сдурел?
Из-под моста выбегают четверо — их лица наполовину скрыты за шейными платками. У одного в руке заткнутая тряпкой бутылка, он поджигает затычку, замахивается и швыряет бутылку в сторону грузовика. Она ударяется о массивный бампер, разливая жидкий огонь. В тот же момент бульдозер подминает под себя электромобиль Пьера Робера, со скрежетом волочёт его по дороге и через несколько метров останавливается. Робер жив, он пытается выбраться через разбитое окно, зовёт на помощь.
С бульдозера спрыгивают трое: двое мужчин и совсем юная большеглазая девушка, стриженная под мальчишку. Девица вскидывает самодельный арбалет, и короткий металлический штырь пробивает Советнику Роберу правое плечо. Пьер кричит, мечется, стараясь выдернуть стальное жало, глубоко сидящее в ране. Арбалетчица подходит к искорёженной машине, облокачивается на дверцу и склоняется над Пьером. Отцепляет трубочку носового катетера, шумно втягивает воздух.
— Надо же — и правда духами пахнет! — радостно восклицает она. — А у нас только потаскухи себя ими поливают, чтобы не вонять под мужиком. Так ты, оказывается, шлюха, а, Советник?
— Что вам надо? — стонет сквозь зубы Робер.
Вместо ответа девица хватается за арбалетный болт в его плече и дёргает в сторону. Пьер кричит, срывая горло, пытается оттолкнуть налётчицу левой рукой. Она скалит зубы, отступает на шаг, перезаряжает арбалет и стреляет Советнику Роберу в голову.
— Вот что, — хмуро бросает она и шагает к грузовику.
Шесть человек окружает машину. Один из налётчиков выволакивает из кабины перепуганного водителя, стучит кулаком по борту.
— Кто есть — на выход. Тем, кто сдастся, сохраним жизнь, — басит он.
В крытом брезентом кузове слышно движение, шёпот.
— Ещё раз повторяю: сдадитесь — пощадим. Считать не умею, потому выходите сейчас, или…
Брезентовый полог вздрагивает изнутри, приподнимается, являя паренька лет двадцати в форменной куртке. Он бледен от страха, баюкает ушибленную руку, жалобно смотрит на налётчиков. Трое держат его на прицеле арбалетов.
— Жалкое зрелище, — презрительно фыркает девица. — Спускайся и иди во-он к нему.
Парень неловко спрыгивает, переминается с ноги на ногу. Его толкают туда, где стоит на коленях водитель грузовика.
— Сколько вас там? — спрашивает немолодой коренастый мужчина.
