— Тогда п-подсажу.
Акеми медлит. Вздыхает, протягивает мальчишке фонарь. Задерживает взгляд на стёсанном до крови левом локте Жиля. Поправляет закреплённый за спиной вакидзаси. И только потом тихо говорит:
— Жиль, я тебя прошу как друга: не доставай Шамана. Он не обязан тебе нравиться, но ты должен уважать мой выбор. Я люблю Рене.
Она отворачивается от луча света, подпрыгивает и подтягивается, забираясь в нишу. И замирает на миг, услышав твёрдое:
— А я люблю тебя.
По ту сторону лаза Акеми бережно подхватывает Шаман.
— Я уже начал волноваться. Долго ты.
— Да, я неуклюжая, — пытается пошутить она и оглядывается по сторонам.
В темноте трудно что-либо рассмотреть, но гулкое эхо позволяет понять, что помещение большое и либо пустующее, либо полупустое. Холодно. Где-то звучно шлёпаются капли воды. Пахнет, как на фабрике — смазкой для механизмов.
За спиной лёгкий шорох, луч света режет темноту — это спрыгнул из ниши Жиль. Он гасит фонарь и безошибочно суёт его в руки Рене.
— А можно включить? — спрашивает Акеми. — Хочу понять, где мы.
— В гараже, — расплывчато поясняет Рене. — И он получше будет, чем у всех Советников, вместе взятых.
Глухо лязгает железо, и в воздухе разливается неяркое свечение, проявляя контуры трёх ярко-красных агрегатов, стоящих вдоль стены. Агрегаты эти похожи на единожды виденный Акеми грузовик, только здесь вместо колёс — система деталей, одетых в подобие металлических лент. А впереди всей конструкции — вогнутый толстый лист стали высотой в два метра. Жиль подходит к одной из машин, трогает мешки, которыми обвешана кабина.
— Это зач-чем? — настороженно спрашивает он.
— Мешки с песком. Утяжеляют бульдозер, используются как броня. Что, малыш, не встречал на улице такую штуку?
— Вст-тречал, — Жиль подпрыгивает, хватается за скобу, приваренную сбоку кабины, заглядывает внутрь. — Робера ею это… Я видел.
Рене пожимает плечами. Видимо, он ожидал восхищения, удивления, а парень отреагировал, как на привычную пыль под ногами.
— Так, команда. Загружаемся, — распоряжается Шаман. — Мы с Акеми в центральный, мужики, вы — в первый и в замыкающий. Альбер, справишься?
— Обижаешь. Я ж его сколько раз запускал, — улыбается бритый двухметровый верзила.
— Отлично. Вы вперёд, мы следом. Действуем по намеченному. Знамя моё, я поведу, а ты держи крепче арматурину, которую я для тебя припас.
Рене подсаживает Акеми в кабину, запрыгивает сам. Жилю приглашение не нужно — он тут же занимает своё место позади японки. Рене неодобрительно косится, открывает рот, чтобы что-то сказать, но машет рукой и молча заводит двигатель. Урча механическим нутром, бульдозеры приходят в движение. Акеми закрывает дверь, указывает Жилю в угол тесной кабины:
— Сядь на пол, там безопаснее.
Жиль хватает девушку за шиворот, невзирая на её протест, толкает её в угол, а сам занимает место у двери.
— Т-так безопаснее.
Передний бульдозер въезжает на пандус, и набирая скорость, несётся на стеллажи, покрывающие стену напротив. Акеми зажмуривает глаза, чтобы не видеть момент столкновения, Жиль же напротив вытягивает шею, стараясь рассмотреть, что творится впереди. Машина разносит стеллажи вдрызг, с лёгкостью выбивает жестяной лист и исчезает в пробоине.
— Хе, — Рене широко улыбается испуганной Акеми. — Мы стену готовили полгода. Вычищали потихоньку бетон, прятали за жестью дыру. Ну что, погнали? Раскатаем полицию, как раскатали Робера!
С лязгом и грохотом бульдозеры выбираются из ангара. Жиль вертит головой, пытаясь понять, где они находятся. «Три высоких жилых дома, стена с граффити по левую руку… Это же завод! Вон, в конце линии здание соцслужбы, — быстро ориентируется он. — Там жилой квартал, зачем туда?»
Гружёный мешками с песком агрегат ползёт медленно, взрывая траками грязь и превращая улицу в непроходимое болото. Акеми болтает из стороны в сторону, она встаёт, хватается за узенькое боковое окно, прорезанное в броне, выглядывает наружу:
— Что там впереди? Рене, куда мы едем?
Клермон задорно подмигивает и поочерёдно меняет положения рычагов, направляя бульдозер ближе к обшарпанной заводской стене. Два агрегата становятся так, что узкая улица почти перекрыта. Третий бульдозер разворачивается сзади них и также останавливается.
— Знаешь, зачем раньше использовались такие машины? Чтобы сносить и расчищать. А потом на этом месте строить что-то новое. Вот и мы сейчас будем делать то же самое.
На площади перед соцслужбой, метрах в двухстах от бульдозеров — толпа народа. Слышен свист, крики, ветер доносит запах гари, звенит разбитое стекло. Толпа шумит разгневанным морем, волнуется. На периферии мелькают полицейские мундиры и блестящие пластиковые щиты.
— Хорошо, — комментирует Рене. — Там человек семьсот, не меньше. Замечательно.
Акеми беспомощно моргает, смотрит на Жиля: тот бледен, хмур, и похоже, тоже не понимает, что происходит.
— Ждём, — тихо приказывает Шаман, не сводя глаз с толпы. — Просто ждём. Там сейчас работают Тибо и Мартен.
— Чего жд-дём?
— Скоро увидишь. Слушай, а пробегись туда и обратно, а? Заодно посмотри, откуда полиция подтягивается. Давай-давай.
Рене распахивает дверцу кабины, и Жиль нехотя спрыгивает сперва на трак, потом в жидкую грязь. Тоскливо смотрит на башмаки, погружённые в жижу на треть, вздыхает и идёт в сторону толпы на площади. Стоя за плечом Рене, Акеми смотрит, как удаляется мальчишеская фигурка в грязных брюках на бретелях и серой безрукавке с капюшоном, и вдруг осознаёт, что Жиль безоружен. Пожалуй, единственный в их команде, кому не дали даже железный прут.
— Верни его! — просит Акеми, дёргая Рене за рукав. — Там же опасно!
В здании соцслужбы гулко ахает взрыв, оконные стёкла сияющими брызгами летят в толпу. Истошно визжат женщины, людская масса приходит в движение. Над их головами расползается жирный чёрный дым, валящий со второго этажа. Серых мундиров становится больше, людей теснят щитами, там и тут мелькают дубинки.
Жиль останавливается. Оглядывается назад, прислушивается. И со всех ног бросается к стене жилого дома. Из-за угла выбегает отряд полицейских — человек пятнадцать, без щитов, только в касках, растягиваются цепью на всю ширину улицы, останавливаются. Жиль смотрит на странные ружья у них в руках — то ли из тёмного металла, то ли из пластика — и пытается вспомнить, что это и где он это уже видел. Со стороны площади бегут люди — мужчины, женщины, дети. У многих одежда в крови, кто-то падает и остаётся лежать в грязи. За ними несутся полицейские, лупят дубинками, не разбирая, наотмашь. Но вот один человек в сером мундире вздрагивает, застывает на миг — и оседает на колени, силясь вырвать торчащий из шеи арбалетный болт. За ним — второй, третий.
