– Вот коза старая… И тут меня обскакала.
– Что?
– Скажи, она и деньги тебе уже заплатила?
– Нет, сказала, что ты перечислишь. Ты мою таксу знаешь?
– Я лучше тебя твою таксу знаю. Кусучая и злая собака! Спасибо, дружище, что выручил. – Севка нажал отбой, прибавил газу и помчался к кладбищу по хорошо знакомой дороге.
«Соколик» оказался дачным посёлком с большими претензиями.
Все участки были образцово-показательно ухожены, а дома соперничали друг с другом красотой и дороговизной. Только два обстоятельства портили этот лоск – соседство с кладбищем и огромная свалка возле дороги, разделявшей дачные участки и кладбищенский забор. Над огромной кучей, из которой торчали старые кресты, облупившиеся памятники и обветшалые венки, кружила стая ворон.
Зрелище было не из приятных. И хоть Севка не раз видел эту свалку, он только сейчас заметил, какой у неё удручающе-трагический и неопрятный вид. Неудивительно, что дачники объявили свалке войну.
Севка припарковался у двухэтажного домика с черепичной крышей и свистом обозначил своё присутствие для хозяина, стоявшего возле грядки в известной позе. Хозяин – дед в красной бандане, – приложив козырьком руку к глазам, посмотрел в сторону Севки и подошёл к забору.
– Чего свистишь, соловей-разбойник? – спросил он Фокина весьма недоброжелательно.
Севка понял, что душевного разговора не будет, поэтому сурово сказал:
– Госпожнадзор. Хочу поговорить с кем-нибудь из инициативной группы, которая борется против свалки.
– Ну, я инициативная группа, – нахмурился дед в бандане. – Я, бабка моя, сын наш Егор и соседи наши – Иван Матвеич и Алевтина Ивановна.
– Как?! – опешил Фокин. – И вы… все живы? Вся инициативная группа?!
– Ну вы даёте, господин госпожнадзор. А чего нам копыта кидать? Едим экологически чистые овощи, свежим воздухом дышим, а уж о физических нагрузках и говорить не приходится – с утра до вечера приседания делаем. Нет, мы к соседям через дорогу не торопимся, помирать нынче больно дорого. Вот от свалки избавимся, и будем жить ещё лучше и дольше!
– Но… разве из восьмерых убитых никто не состоял в инициативной группе, воюющей против свалки?
– Чего? – фыркнул дед. – Да ты хоть знаешь, кого грохнули-то? Петрович своими пчёлами всю округу задолбал, у нас даже кошки покусанные ходили. Его рано или поздно всё равно такая участь ждала, уж больно много народу на него обозлилось. А до свалки ему дела не было. Ильинична, которую прирезали, тоже пчеловодкой своего рода была, только вместо пчёл коз редких пород разводила. А ты знаешь, госпожнадзор, что такое козы?
– Не знаю.
– Это хуже пожара. Они везде лезут и всё жрут. Забор будет стоять, забор сожрут. А что не сожрут, то потопчут. Вот и жил наш «Соколик» пчёлами весь покусанный и козами затоптанный. Думали, со свалкой разберёмся, так за этих вредителей возьмёмся. А смотри-ка ты, как вышло… Кто-то без нас разобрался. Ой… – схватился дед за болтливый рот. – В смысле…
– А остальные? Остальные жертвы тоже не имели отношения к борьбе со свалкой?
– Что ты! Девки-сиковошки, которых прирезали, побеситься на дачу приехали, пока родители в отъезде. Какая им к лешему борьба со свалкой! Диджей, тот вообще в общественной жизни не участвовал, даже морковку на своём участке не садил. Гамак на берёзу повесил и болтался в нём как мудак распоследний. Тьфу! – сплюнул дед, обозначая своё отношение к тем, кто не садит морковку. – Про остальных, правда, ничего плохого сказать не могу, потому что лично не сталкивался с их отрицательными качествами. Но со свалкой из них никто не боролся. А зря, ишь, как судьба-то распорядилась…
– Ну да, ну да, – пробормотал Севка, понимая, какая красивая версия рушится, и что нужно снова искать и думать о том, что общего было между такими разными по возрасту и роду занятий людьми.
Что общего?!
Только дачи в «Соколике». Только эти чёртовы дачи и наличие спиртного в доме… И вот это-то спиртное и стало основной зацепкой для следствия. Логика простая – если пропадали только вино, водка и одеколон, значит, орудовал не маньяк, не грабитель, а обыкновенный алкаш. Плохая идея, как сказал Вася Лаврухин, ведь самым прожжённым алкашом, проживавшим поблизости, был папаня…
Куда ни плюнь, везде – плохая идея.
– А с каких это пор госпожнадзор убийствами занимается? – прищурился дед.
– Да мы всегда убийствами занимались, – отмахнулся Севка. – Только этого не знает никто.
– То есть, свалкой ты заниматься не будешь?
– Нет.
– А ведь она пожароопасная! Шибко пожароопасная! Особенно если спичку бросить.
– А вы не бросайте.
– А хочется! Особенно теперь, когда я узнал, что пожарные занимаются всем, чем угодно, кроме пожаров.
– Ты бы дурью не маялся, батя, – тяжело вздохнул Севка. – Чем бесполезные жалобы писать, подорвался бы со своей инициативной группой, да покопался в этой свалке. Там памятников, да оградок из нержавейки до фига и больше. Взяли бы да сдали всё это добро в пункт приёма цветных металлов! Всей группе на бани хватило бы, а то ещё и на новые заборы осталось. И свалку бы разобрали, и деньжат огребли!
– Ох ты, едрён корень, а ведь и правда… – Поражённый этой простой коммерческой мыслью, дед хлопнул себя по ляжкам и побежал в сарай. Через секунду он пронёсся мимо Севки с тележкой на колёсиках.
– Только ты это… не говори другим инициативным про нержавейку! – проорал он на бегу. – Я сам эту свалку ликвидирую. Са-а-а-ам!
Ретивый дачник умчался, а Севка поплёлся к машине.
– А камеры где? – томно задала Кристи мучивший её вопрос.
– Не думай о них, – грустно ответил Севка. – Профессионалы никогда не думают о камерах.
– А что мне делать? Кого играть?
Секретарша была хороша, но надоела безмерно.
– Иди чучелок посчитай, – распорядился Севка, кивнув на огородные чучела, которыми были усеяны участки.
– Вслух? – уточнила Кристи.
– Господи… Да, можешь вслух. Главное, с умным видом. У тебя с собой есть умный вид?
– Есть. Даже два. Один с розовой помадой, другой с сиреневой.
Выбравшись из «девятки», Кристи поковыляла на каблуках, показывая пальцем на чучела и громко, с выражением, декламируя:
– Раз, два, три, четыре…
Севка уселся за руль и с ухмылкой стал наблюдать за ней. Интересно, до скольки такая красота умеет считать?
– Пять! Шесть! Семь! – усилила артистизм Кристи.
– Не верю! – заорал Севка, прикуривая стыренную у Лаврухина сигарету. – Совсем не верю! Кто тебя учил актёрскому мастерству?
Кристи вдруг замерла на полушаге и на полуслове. Навстречу ей шёл светловолосый красавец в белой рубахе навыпуск и белых штанах. Его пронзительно-голубые глаза сияли, а тело играло грацией молодого самца.
