– Бревном, – потупилась Драма Ивановна. – Возле сторожки брёвен было, как коз нерезаных.
– Собак,– строго поправил Лаврухин. – Почему вы не залезли вместе со всеми в дом?
– Замешкалась. У меня юбка узкая, а никто из вас не подал руки. Пока я подол задирала, смотрю, к дому кто-то крадётся с канистрой. Я в кусты – шмыг. А этот, – она кивнула на пленника, – бензином в окно – шарах! И зажигалкой – чирк! Полыхнуло как в цирке. Пока он дверь снаружи подпирал, я бревно схватила и по голове его – шмяк! Потом я ему руки своим поясом связала и в машину за ноги отволокла. Извините, что за руль посадила… Как-то не очень, по-моему…
– Вы прямо Джеки Чан какой-то, – восхитилась Шуба. – Правда, если бы машина стояла на несколько метров дальше, мы бы живьём сгорели. Вам нужно было сначала нас выпустить, а потом уже упражняться в таскании тяжестей.
– Извините, – пробормотала Фокина. – Я просто подумала, что очень нужно поймать этого парня, ведь, по всей видимости, он и есть тот самый маньяк…
– Кто этот цуцик? – обратился к Севке Лаврухин.
– Светозар Лунёв. Сторож «Соколика», – объяснил Фокин. – Погнали быстрее в офис, мне нужно срочно допросить его, пока он не окочурился.
– Постойте, – вмешалась Шуба, – а как же мы его повезём? В машине для него нет места!
– Давайте его в багажник! – предложил Вася.
– В мой багажник войдёт только пара туфлей и зонтик, – покачала головой Шурка. – Нужно к крыше сторожа привязать. У меня и верёвка есть! – Она быстро достала из багажника моток капронового фала.
– Позвольте… – растерялся Лаврухин. – Это как-то противозаконно и неэтично.
– А людей пачками резать и нас поджигать этично?! – заорал Севка. – Давай, Вася, вяжи злодея! На крышу его! Если что, ты нас прикроешь, мент ты или не мент?
– Если что, я вместе с вами сяду, – проворчал Лаврухин, вытаскивая безжизненное тело сторожа из машины и обматывая его капроновым фалом.
Через десять минут они мчались по городским улицам со странным грузом на крыше.
Вахтёр в НИИ ничего не спросил, когда они тащили через турникет связанного Лунёва.
– Милиция, – вздохнув, пояснил Вася обескураженному вахтёру и даже показал ему удостоверение.
* * *
Связанного Лунёва усадили в Севкино кресло и стали реанимировать.
Драма Ивановна дала понюхать ему нашатырный спирт, который отыскала в своём ридикюле, Шуба деликатно побрызгала в лицо Светозара водой, Севка отыскал в сейфе коньяк и попытался влить его в рот Лунёву.
Тот не подавал признаков жизни, хотя пульс прощупывался хороший.
На затылке у сторожа запеклась кровь, а под глазами залегли синие полукружья.
– Да дать ему в рыло, сразу очухается! – внёс неожиданное предложение Лаврухин. – Возимся тут с ним…
– Тебе не кажется, что это как-то противозаконно и неэтично? – язвительно поинтересовался Севка.
– Нет. – Закатав рукав, Вася сжал кулак.
– Не бейте меня по лицу! – вдруг закричал Светозар. Открыв глаза, он с ужасом вылупился на Васин кулак.
– Да ты волшебник, – похвалил Севка Лаврухина. – Знаешь, как приводить в чувство.
Вася, так и не ударив Лунёва, подул на кулак и спрятал его в карман.
– Всегда пожалуйста, – поклонился он.
– Чай? Кофе? – заученно спросила Драма Ивановна.
– Лимонад, – жалобно попросил Светозар.
– Я тебе, сука, счас дам лимонад, – кинулся к нему Севка. – Я тебе… такой лимонад дам!
Он выплеснул в лицо Лунёву коньяк, потому что ударить не решился. Вдруг эта сволочь опять потеряет сознание?!
– Успокойся. – Шурка взяла Фокина за руку, усадила на стул, а сама села на пол и закурила. Драма Ивановна повторила её манёвр, стыдливо натянув на колени юбку. Лаврухин тоже уселся на пол.
Вот уж не думал Севка, что его крошечный кабинет может вместить так много народу.
«Спокойно!» – приказал он себе, незаметно включая в мобильнике видеозапись. Всего-то дел осталось – вытрясти из этого ублюдка правду.
– Значит так, – сказал Фокин, стараясь, чтобы не дрожал голос, – сейчас ты мне всё расскажешь, потому что если ты этого не сделаешь, я придушу тебя собственными руками. Скажи, подонок, когда ты впервые позавидовал известным людям? В пять лет?! В десять?! А в пятнадцать уже страдал навязчивой идеей расправиться со всеми селебрити в мире?!
– Так ты не режиссёр? – усмехнулся Лунёв, оглядывая кабинет. – А кто?! Детектив, что ли? Кто тебя нанял?
– Я, подонок, сын того человека, который сидит вместо тебя.
– Кладбищенского сторожа? – заржал Светозар. – Ты сын этого алкаша?! Вот уж никогда не подумал бы! Падла, а ещё режиссёром прикидывался. Я, дурак, поверил, телефон свой дал. Ладно, чего уж теперь… Пить дайте, а то сдохну сейчас…
– Отвечай на мои вопросы, гад, – прошипел Севка, чувствуя, что сил больше нет терпеть, и кулаки чешутся пощупать эту смазливую рожу.
– Да дать ему в рыло, – отозвался с пола Лаврухин и подул на кулак, словно готовя его к действию.
– Не бейте меня по лицу! Я всё расскажу. А чего не рассказать-то? Подумаешь… Я – увековечиватель.
– Кто? – не поняла Шуба.
– Приношу известным людям вечную славу. Чтобы стать признанным гением, нужно обязательно умереть, разве вы не знали? Я просто помогал знаменитостям в этом! Ведь ничто так не подогревает интерес к личности, как её загадочная и трагическая смерть. Кто бы знал пчеловода Ивана Петровича Козинцева, если бы я его не зарезал? Да никто! Ну, подумаешь, показали его в какой-то передачке по телевизору на дециметровом канале, да пару статей в газете опубликовали о его пасеке. А я подарил ему вечность! Его именем назвали пчеловодческий клуб, о нём написали шикарный некролог, который до сих пор висит на доске объявлений в «Соколике», его детям досталось наследство, а в газетах появились статьи под названием «Смерть пчеловода» и «Убийство медового короля».
А этот учёный, физик-ядерщик? О его Госпремии поговорили бы ещё месяц и забыли. А теперь учёного знает вся страна, потому что он зверски убит на своей даче!
А этот хмырь Сержик? Господи, как он визжал, когда я достал нож! Девки так не визжали. Диджей не хотел умирать, а почему? Почему он не хотел, чтобы его запомнили молодым и успешным, погибшим в расцвете сил? Знаете, сколько журналистов на его смерти сделали себе имя и сколько заработали бабла? Не знаете…
Только смерть может сделать человека по-настоящему знаменитым. Так что ты ошибаешься, сыщик. Я вовсе не ненавижу селебрити. Я их люблю и помогаю прославиться. Вечность – вот критерий славы. Только после смерти звезды все понимают, какой талант потеряли, и каким сокровищем обладали… – Лунёв замолчал и закрыл глаза.
