Как то было положено любому командиру роты, риттмейстер Рейнке ездил на лошади, для которой выделялся солдат-конюх, однако таким солдатам чаще всего приходилось ухаживать еще за четырьмя-пятью лошадьми.
Чтобы получить необходимое количество тягловой силы в период, предшествовавший началу войны, вермахт по всей Германии реквизировал лошадей у крестьян, которые при этом лишались порой половины поголовья. Ввиду того что подобные реквизиции считались лишь временной мерой на период кратковременного — так представлялось руководству вермахта — военного конфликта, крестьяне не получали никакой компенсации. Поэтому не стоит удивляться, что вскоре вермахт прекратил столь непопулярные меры, как только получил в свое распоряжение лошадей на оккупированных территориях.
Наш марш-бросок через аккуратные и живописные городки и деревни Люксембурга вскоре привел нас в южную Бельгию, что позволило нам обойти линию Мажино с севера. Несмотря на следы транспорта на дорогах, мы не знали, что всего за несколько дней до нас танковые дивизии вермахта прорвали французскую линию обороны именно в этих местах.
Теперь эти танковые части находились далеко на западе, двигаясь к Ла-Маншу и смяв оборону англо-французских войск. В стратегическом отношении Французская кампания была уже выиграна вермахтом, однако нам предстоял еще целый месяц боевых действий.
23 мая, преодолев за пять дней 130-километровое расстояние, 209-й и 220-й полки нашей дивизии вошли на территорию Франции и заняли позиции на линии фронта примерно в пятнадцати километрах юго-восточнее города Седана. Заменив другие немецкие части, эти полки заняли участок протяженностью шесть километров между французскими городами Кариньян и Музон. Между тем 154-й полк временно находился в резерве на северном берегу реки Маас в бельгийском городе Арлоне, дожидаясь прибытия новых немецких частей.
После того как наш полк оказался на фронте, я на личном опыте познал горечь первого сражения. Когда нашу дивизию бросили в бой, мы столкнулись с яростным сопротивлением франко-алжирской дивизии, переброшенной в Европу из Северной Африки. Во время боя, оказавшегося для 58-го полка самым трудным за всю Французскую кампанию, алжирцы обстреливали нас из потайных мест, с верхушек деревьев. Для продвижения вперед нашим пехотинцам приходилось задействовать своих снайперов или поливать деревья пулеметным огнем. В отдельных случаях мы даже были вынуждены использовать огнеметы.
В ходе таких боев линия фронта постоянно менялась, и в такой обстановке наша рота не могла обеспечивать гаубицами огневую поддержку других подразделений. Вместо них нам приходилось рассчитывать на дальнобойную артиллерию дивизии, огнем которой удавалось помешать подкреплениям противника выйти к линии фронта.
25 мая наш полк прошел 70 километров, выдвинувшись из Арлона к новой линии фронта близ французского города Бомон-ан-Аргонн. В тот день я получил приказ обер-фельдфебеля Элерта доставить донесение в одну из наших частей, находившуюся на линии фронта. Моей целью была небольшая деревушка Пуилли-сюр-Мез, располагавшаяся в долине реки Маас примерно в трех милях от Бомон-ан-Аргонна.
Я без малейшего колебания или сомнения принял этот приказ — приказам следует подчиняться беспрекословно. Будучи более горячим и энергичным, чем остальные солдаты моего взвода, я непременно хотел доказать себе, что не боюсь опасностей боя. Моя наивность в ту пору оправдывалась тем, что я просто не знал, что меня может ожидать.
Дорога к деревне пролегала по спуску с холма и была лишена каких-либо укрытий в виде деревьев. Для неприятельских наблюдателей и артиллеристов я был открыт и виден как на ладони. Спускаясь вниз по склону, я никого не видел впереди. Заметив меня, французские артиллеристы тут же открыли огонь. Услышав свист летящего в мою сторону снаряда, я мгновенно бросился в придорожный кювет, прежде чем он разорвался в 100 метрах впереди меня.
Позднее я научился по звуку летящего снаряда определять место его взрыва. Находясь в России, я обычно повторял: «Еще сто метров — и пусть стреляют». Впервые оказавшись под артиллерийским огнем противника, я в этом еще совсем не разбирался. Снаряды продолжали падать справа и слева от меня на расстоянии примерно 50 метров. Каждый раз, услышав, что произведен очередной выстрел, я снова бросался в кювет. Через минуту я вскакивал на ноги, и, согнувшись, бежал дальше, тревожно ожидая нового выстрела. Повторив этот прием с десяток раз, я примерно за полтора часа преодолел лишь полтора километра пути.
На закате я, наконец, прибыл на наши передовые позиции в Пуилли-сюр-Мез и доставил донесение названному мне офицеру. Деревушка находилась под прикрытием холма, и в ней можно было не так сильно опасаться французской артиллерии, которая продолжала вести заградительный огонь со скоростью пять-шесть снарядов в минуту.
В ту ночь я устроился в винном погребе одного из домов, сложенных из дикого камня, куда набились 20 или 30 немецких солдат. От залпов, которые обрушивала на Пуилли французская артиллерия, постоянно вздрагивала земля. Мы находились в непроглядной тьме, и на головы нам постоянно сыпалась пыль. Если бы снаряд угодил в наш дом, то последствия могли бы быть самыми катастрофическими.
Ранним утром обстрел прекратился, и я покинул изуродованную снарядами деревушку прежним путем еще до того, как начало светать. Я спокойно поднялся вверх по холму и направился в расположение моей части, в Бомон-ан-Аргонн.
Наткнувшись на неразорвавшийся 75-мм снаряд, которым французы пытались попасть в меня, я решил сохранить его в качестве сувенира на память о своем первом крещении огнем и, взяв его под мышку, понес с собой.
За выполнение этого, а также ряда других заданий 10 декабря 1941 года я был награжден Железным крестом 2-го класса. Тем не менее я в то время чувствовал, что достиг много большего. Если бой делает из юноши мужчину всего за один день, то мой поход под огнем в Пуилли-сюр-Мез и ночь в винном погребе можно считать моим ускоренным взрослением, несмотря на то что это была лишь прелюдия к тому, что мне довелось испытать впоследствии.
На следующий день, 27 мая, 209-й и 220-й полки попытались захватить деревню Инор, расположенную примерно в миле от Пуилли-сюр-Мез. На третий день боев за Инор 71-я пехотная дивизия пришла на помощь нашей сильно потрепанной части на восточном участке фронта, занимаемом 58-й дивизией.
В конце мая — начале июня, после эвакуации французов и англичан из Дюнкерка в Англию, вся немецкая армия была нацелена на юг для наступления на остатки французских войск.
5 июня Германия развернула наступление, начав так называемую «Битву за Францию». Через четыре дня 154-й полк предпринял атаку, имевшую целью захват леса Буа де ля Ваш, граничившего с главной дорогой на юго-восток, расположенной в паре километров от Бомон-ан-Аргонна.
Когда мы начали наступление на юг, нас снова стала обстреливать французская артиллерия, на этот раз применив снаряды с газом. Поскольку нас готовили к таким непредвиденным случайностям, мы быстро надели противогазы. К нашему удивлению, снаряды не разорвались, и когда мы внимательно осмотрели их, то выяснилось, что они были произведены компанией «Крупп» и в 1918 году отправлены во Францию в счет репараций.
