Весной начался террор, в первую очередь направленный против бывших офицеров царской армии. Хотя я не входил ни в одну из тайных организаций, я подпадал под подозрение уже за то, что был офицером царской армии. В те дни арестованных только по подозрению расстреливали с не меньшим успехом, чем членов тайных организаций. Были убиты тысячи офицеров. Когда за мной пришли первый раз, я, словно почувствовав неладное, за несколько дней до этого ушел из дома. Какое-то время я ночевал у друзей, ежедневно меняя квартиру. Меня это очень мучило, поскольку я невольно превращал друзей в своих сообщников. Удивительно, сколько людей готовы были оказать мне помощь, понимая, какому риску подвергают себя и своих близких.
Но надо было не только найти пристанище на ночь, но еще и обзавестись документами, которые проверяли везде: в театрах, ресторанах, на улице. Требовалось обзавестись документами, в которых бы не фигурировал мой прежний род занятий. Отец устроил меня на работу в страховую компанию «Саламандра». У меня до сих пор хранится документ, свидетельствующий о том, что я являюсь служащим этой фирмы. Только директор знал, кто я такой. Для остальных я был обычным человеком, обедневшим после революции и вынужденным начать трудовую жизнь.
В первые дни работы в фирме произошел случай, который мог иметь самые серьезные последствия. Один из клиентов грубо разговаривал с девушкой, сидевшей за соседним столом. Я не выдержал, встал из-за стола и приказал ему вести себя подобающим образом, пригрозив, что в противном случае его ждут неприятности. Он сбавил тон и, к счастью, не пожаловался на меня. За те несколько дней, что я проработал в страховой компании, мной не переставали восхищаться все работавшие в компании девушки.
По крайней мере дважды в неделю по ночам в квартиру к отцу с обысками приходили чекисты. Неожиданно они пришли днем и чуть не поймали меня. Двое в форме остались на улице, а один в гражданской одежде вошел в дом. Он сказал швейцару при входе, что должен передать мне важное сообщение. Швейцар попался на удочку и доверчиво объяснил, что меня можно найти в страховой компании «Саламандра». Выглянув в окно после ухода посетителя, швейцар увидел, как тот направился к двум стоявшим на улице солдатам. Он тут же побежал к Анне Степановне и все ей рассказал. Страховая компания находилась в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Анна Степановна взяла извозчика и через четыре минуты была у меня. В здании компании были установлены вращающиеся входные двери. Когда я вышел из них с одной стороны, выбегая на улицу, с другой стороны вошли солдаты, которые пришли меня арестовать. Они не знали меня в лицо, и мне удалось скрыться. На этом закончилась моя недолгая работа в страховой компании, однако выданный мне в фирме документ несколько раз выручил меня.
В июле уничтожение офицеров достигло таких размеров, что оставаться в Санкт-Петербурге было равносильно самоубийству. Я решил бежать на юг России, на Украину, которая после революции объявила о независимости. Тогда она была временно оккупирована немецкими войсками.
Орша была ближайшей от Санкт-Петербурга пограничной станцией. Через Оршу проходила граница между территорией Советской России и территорией, оккупированной немцами. Достаточно было пересечь границу в Орше, чтобы попасть в немецкую зону. В прежние времена поезд шел из Санкт-Петербурга до Орши меньше пятнадцати часов. Для поездки на Украину мне требовались документы, доказывавшие, что я не контрреволюционер, что Красная армия не имеет ко мне никаких претензий, медицинская справка и, конечно, виза в паспорте. И это были не единственные документы, позволявшие пересечь границу. Поскольку у меня не было паспорта, я, естественно, не мог получить необходимых бумаг. Можно было купить поддельный паспорт, но он действовал только на неграмотных солдат, проверяющих документы на улице. Без паспорта я не мог даже купить билет на поезд.
Мой план поездки в Оршу основывался на ошибочном предположении, что проверку документов проводят только во время остановок. Я решил, что буду соскакивать с поезда, когда он замедляет ход у станции, и заскакивать обратно, пока он еще не набрал скорость, отходя от станции. В то время двери вагонов оставляли открытыми, и я мог спокойно спрыгнуть и запрыгнуть обратно в вагон. Вопрос с пересечением границы оставался открытым, но я решил, что сначала надо добраться до границы. Я очень надеялся на удачу.
Во всех фирменных поездах дальнего следования был спальный международный вагон. Мне удалось купить билет в такой вагон. По одну сторону вагона располагались купе, а в коридоре, где были откидные места, обычно сидели и стояли пассажиры. Когда мы отъехали от Санкт-Петербурга, я, стоя в коридоре, случайно подслушал разговор двух мужчин. Они обсуждали, сколько времени понадобится, чтобы доехать до станции назначения, и один из них сказал, что теперь поезд не будет подолгу стоять на станциях, поскольку проверка документов проходит во время движения. Таким образом, в первые минуты путешествия я уже понял, что мой план никуда не годен. Я решил выйти на ближайшей станции и вернуться в Санкт-Петербург. Стоило мне принять это решение, как мужчины зашли в купе и я увидел женщину, которая сидела на откидном сиденье и смотрела в окно. Симпатичная, хорошо одетая. Ее лицо показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где мог ее видеть. Наконец я понял, что мы не знакомы; просто я много раз видел ее на сцене. Это была известная танцовщица Лидия Джонсон. Она была чистокровной русской: фамилия Джонсон была ее сценическим псевдонимом. Я глядел на нее, и мне в голову пришла замечательная идея. В те дни толпа требовала «pane et circenses»
[50], и устроители и участники всяческих развлекательных мероприятий вызывали восхищение и пользовались особым отношением.
Лидия Джонсон вполне могла помочь мне. Я подошел к ней и спросил, не ошибаюсь ли я, действительно ли она та самая Лидия Джонсон. Когда она подтвердила мою догадку, я невразумительно забормотал, что давно восхищаюсь ей, но чтобы она не думала, что хочу завязать с ней флирт. В общем, совсем запутался, но все-таки нашел в себе силы довольно связно изложить свою историю. Она оказалась храброй женщиной и спокойно сказала:
– Я тоже еду на Украину и попытаюсь перевезти вас через границу. Вот мое купе. Перенесите сюда свои вещи. На время поездки вы мой танцевальный партнер.
На железных дорогах в те дни творилась полная неразбериха; до Орши поезд шел почти двое суток. Несколько раз вагоны обыскивали и несколько человек арестовали. Заходили и к нам в купе. Каждый раз повторялась одна и та же сцена. Стук в дверь. Я садился у окна, Лидия у двери. Предъявив документы, она начинала заигрывать с проверяющими, расточая им улыбки и комплименты, а затем вручала контрамарки на свои выступления. Почувствовав, что полностью завладела вниманием, она небрежно указывала в мою сторону и говорила:
– Это мой партнер.
Я к этому моменту уже не вызывал у них никакого интереса, и они, небрежно пожав мне руку, не требовали у меня документов. С шутками, улыбками и пожеланиями удачи они неохотно покидали наше купе, стараясь как можно дольше насладиться обществом Лидии. Наконец дверь закрывалась, и Лидия какое-то время приходила в себя от перенесенного нервного напряжения.
