Французы преследовали их… затем возвратились назад.
Это был ужаснейший поход для несчастных русских, которые, застигнутые ночью на горе, в снег и бурю, страшно усталые, холодные и голодные, должны были сделать остановку.
Проводники бежали при первой возможности. Солдаты большею частию растеряли свою амуницию и шли по всем сторонам. Многие падали в пропасти. Большая часть нашла себе смерть на горе.
Много лет спустя в пропастях и оврагах, находящихся возле перевала, встречались их печальные останки».
Конечно, рассказ содержит преувеличения. Большая часть армии перешла Панике и спустилась в Иланц, затем вступила в Кур. Старый и больной главнокомандующий разделил со своими солдатами, офицерами и генералами все тяготы перехода.
Командир швейцарского полка Фердинанд де Ровереа 1(12) октября в Линдау видел спустившиеся с гор суворовские войска. Отметив перенесенные ими трудности, он отметил главное: «И все-таки не слышалось ни малейшего ропота и дисциплина не послаблялась ни в чём».
Правоту решения русского полководца вывести армию через труднопроходимый перевал Панике признал мастер войны в горах Лекурб. «Если горы для него и были губительны, — говорится в составленном Лекурбом историческом бюллетене 2-й дивизии, — то они, по крайней мере, помогли ему увести остатки своих войск. На равнине он был бы полностью разбит, окружен со всех сторон, его бы атаковали с фронта, тогда как его открытые фланги были бы раздавлены».
28 сентября (9 октября) Массена донес Директории: «Я полностью разбил Суворова; его армия потерпела полное поражение». Но он явно преувеличивал успех, скрыв свои потери (около пяти тысяч человек против шестисеми тысяч у Суворова) и не упомянув о том, что основным силам русских удалось вырваться из каменной ловушки. Армия Суворова ушла, уведя с собой 1400 пленных французов, которых потом обменяли на своих.
1(12) октября Массена приказывает Сульту, не теряя времени, идти на Кур: «Надо выгнать оттуда Суворова, пока он не реорганизовал своей армии». Французский главнокомандующий опасался не напрасно. Выведя армию из окружения, Суворов соединился с левым флангом союзников. Через пять дней его отдохнувшие и подкормившиеся воины были готовы к новым боям.
Можно верить преданию, согласно которому Массена, ставший одним из лучших маршалов императора Наполеона, признавался, что готов отдать все свои победы за подвиг армии Суворова в Альпах.
«Вся Европа следила с напряженным вниманием за разыгрывавшейся в Швейцарии кровавой драмой, — отмечает А.Ф. Петрушевский. — Газеты ловили новости налету и сообщали с театра войны сотни былей и небылиц без всякого разбора. Нетрудно понять… в каком беспокойстве находился Император Павел, получая известия о происходящем позже всех… Переписка государственных людей с Суворовым и между собою показывает, что на него возлагалась вся надежда, но что эта надежда не спасала от мучительной тревоги».
«От Суворова никаких известий, а с ним Великий князь, — взволнованно писал Воронцову Ростопчин. — Газеты противоречат, то он побеждает, то разбит и уничтожен». «Вы должны были спасать царей, — обращается к полководцу Павел. — Теперь спасите русских воинов и честь Вашего Государя».
Наконец в Петербург пришла радостная весть. «Да спасет Вас Господь Бог за спасение славы Государя и русского войска, — в восхищении писал Суворову Ростопчин. — Что скажут злодеи Ваши и злодеи геройства? Казнен язык их молчанием… До единого все Ваши награждены, унтер-офицеры все произведены в офицеры… В Вене Ваше последнее чудесное дело удостоилось названием une belle retraite (прекрасное отступление. — В. Л.); если бы они умели так ретироваться, то бы давно завоевали всю вселенную».
Суворов, вырвавшись из каменного мешка, резко и точно объяснил Разумовскому суть интриг австрийского руководства и прозорливо указал на их последствия:
«Тугут выгнал меня из Италии, где сердца мои были до Лиона и к Парижу. Он их остудил хищничеством Пиамонта, где у меня была бы хранительная армия в спине для моих спокойных винтер-квартир, ежели не лутче — во Франции…
Эрцгерцог из Швейцарии ушел, жертвуя Корсаковым в угодность злодеям, — жертва мною и великодушным Великим Союзником, жертва всеми частями общего блага!
Неистовствы сии легко поправить можно, спросясь с Богом и совестию! На вышесказанном основании верно будет войти во Францию чрез Дофине. Эрцгерцог Карл с швейцарцами и баварцами, освободя Швейцарию от ига безбожных сумасбродов, войдет во Францию чрез Франш-Конте. Можно одною кампаниею отвечать… Мне быть здесь главным командиром обоих Императорских Союзных войск, как был в Италии».
В противном случае, предупреждает Суворов, «новый Рим (так он именует республиканскую Францию) чрез краткое летоисчисление поглотит» и Потсдам, и Вену. Герой призывает российского посла в Вене «быть послушным мудрости Вашего Монарха»: «Он хочет возвратить каждому свое. Чего благочестивее, справедливее и тверже! Изгибами Вашими Тугуту вы ввергаете Европу и себя в опасность».
Понадобятся годы изнурительных войн против наполеоновской Франции, прежде чем европейские политики и стратеги усвоят уроки, которые в начале большой европейской смуты преподал им русский полководец.
Альпийский поход окончился неудачей. Но бывают неудачи, которые на страницах военной истории сияют ярче самых блистательных побед. Швейцарский поход Суворова по праву называют легендарным.
«ГЕНЕРАЛИССИМУС ВСЕХ ВОЙСК РОССИЙСКИХ»
Император Павел, справедливо гневавшийся на «мерзких» союзников, не находил слов, чтобы выразить свою признательность Суворову. В высочайшем рескрипте от 29 октября говорилось:
«Генералиссимус всех войск Российских! Побеждая повсюду во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало еще Вам одного рода славы — преодолеть и самую природу! Но Вы и над нею одержали ныне верх, поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против Вас вооруженных.
Ныне награждаю Вас по мере признательности Моей и, ставя Вас на вышний степень чести, геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков».
Это была почесть неслыханная и почти забытая в России. Чин генералиссимуса не входил в составленную при Петре Великом Табель о рангах, хотя в Воинском уставе была сделана важная оговорка: «Сей чин коронованным главам и великим владетельным принцам токмо надлежит, а наипаче тому, чье есть войско. В небытии же своем оный команду дает над всем войском своим генерал-фельдмаршалу».
Рескрипт Павла I Суворову от 29 октября 1799 года
Первым генералиссимусом царь-преобразователь назвал в 1696 году ближнего боярина Алексея Семеновича Шеина. Пожалование в генералиссимусы стало частью пышных торжеств по случаю первого успеха русской армии — завершения длительной осады Азова, в которой Шеин играл роль номинального главнокомандующего. Вторым генералиссимусом стал 12 мая 1727 года Александр Данилович Меншиков, буквально вырвавший этот чин из рук малолетнего государя Петра II. Не прошло и трех месяцев, как «полудержавный властелин» был арестован, а вскоре, лишенный чинов, оказался в сибирской ссылке. Третьим генералиссимусом 11 ноября 1740 года сделался супруг правительницы Анны Леопольдовны принц Антон Ульрих Брауншвейгский — фигура проходная и совершенно незаметная в истории. Его торжество было немногим длиннее, чем у Меншикова: свергнутое брауншвейгское семейство было сослано.
